Вампиры и другие фантастические истории

Прежде всего, нас охватила жуткая тишина, полная неясного шороха и шелеста. Черная тьма, царящая по углам, раздвинула стены небольшого храма: казалось, целые леса колонн уходят вглубь… а там, за этим лесом колонн, чувствовалось чье-то присутствие, что-то враждебное… неясное… какие-то неясные очертания, тени… какое-то движение, вздохи, стоны…

Главный ужас состоял в том, что при напряженном, внимательном всматривании то, что имело очертание, оказывалось черной, мертвой пустотой. Даже звук и движение как-то расплывались и тонули в ней. А при этом еще неверный свет факела оживил яркие краски и позолоту стен. Я готов был верить, что фигуры ожили и грозно и властно спрашивают нас:

«Как вы смели? Разве вам неизвестен закон, карающий смертью всякого святотатца?»

Статуя богини Гатор, этой женщины с головою коровы, но в царском венце, – под влиянием сильно натянувшихся нервов, – казалась и в самом деле чем-то священным и неприкосновенным! Казалось, ее каменные глаза не только смотрят, но и видят… что сейчас каменные руки поднимутся и упадут на головы дерзких, смевших нарушить покой веков.

Ощущение холода пробегало по спине колющими струйками, сердце сильно билось… Я хотел бежать. Спутник мой стоял молча, и по факелу я видел, как дрожала его рука.

Еще минута – и мы бы не выдержали…

Глава VII

Долго дядя Фра трясущимися руками искал на пьедестале Гатор выступа с головою крокодила, и не сразу удалось ему правильно нажать эту голову…

Наконец, тихо шипя, камень повернулся. Проход был свободен.

Идти ли?.. Еще раз безотчетный ужас перед чем-то, чего не должно делать, сковал нашу волю. Но… Спуск был не крут и не длинен.

Я уже говорил, что заднею стороною храм примыкал к горе, ясно, что в этой горе и находилась знаменитая усыпальница.

Вскоре мы вошли в зал, весь наполненный саркофагами: целые ряды их тянулись вдоль стен. Они были из мрамора, порфира, асбеста – художественной работы и все с изображением знаков царственного достоинства. По украшениям, по надписям можно было судить, что здесь нашли покой только женщины.

Как ни богаты и ни великолепны были эти гробницы, мы их скоро позабыли: все наше внимание остановилось на саркофаге, одиноко стоявшем посередине зала.

Это было что-то из ряда вон выходящее. Саркофаг из светло-розового прозрачного сердолика, с тонкой, точно кружевной, резьбой, с богатым золотым рисунком, несмотря на свою величину, казался легким и изящным, как самая дорогая туалетная вещица.

По иероглифам на крышке саркофага дядя Фра прочел:

«Здесь лежит дочь Тутмеса II[134], почитаемая и великая жрица могучей богини Гатор. Смертный, да не коснись ее останков, пади в прах и молись».

Надпись, конечно, была много высокопарнее и велеречивее. Я точно забыл ее содержание, да дядя Фра не все и мог разобрать.

Меншуткин замолчал, молчал и Казн. Прошло несколько минут.

– Ну и злой гений нашего века, любопытство, – снова раздался беззвучный голос Меншуткина, – толкнул нас дальше.

Точно по уговору, мы тихо сняли тяжелую сердоликовую крышку и положили рядом.

Без большого труда вынули внутренний гроб из белого лака с еще более богатой позолотой и поставили с другой стороны. Так же легко сняли и эту крышку.

Перед нами была мумия.

С первого взгляда не было никакого сомнения, что мумия принадлежит не простой смертной. Дорогие, замечательно тонкие покровы были закрыты сверху сеткой. Сетка – из ровного голубоватого жемчуга, несказанной красоты, сплетена в роскошный рисунок и покрывает мумию от шеи до конца ног. Вместо грубо размалеванного лица, как это бывает у мумий, тонкое золотое покрывало окутывает голову, над которой высятся знаки царственного достоинства. От одежд и дерева идет тонкий аромат духов, сохранившийся тысячелетия.

Все это вместе говорит о знатности и богатстве умершей.

Тихо и осторожно мы вынули мумию и прислонили ее стоя к одной из ближайших колонн.

Зачем мы это сделали – не знаю.

Так же безвольно мы отошли и прислонились к соседнему саркофагу.

Чудный, незнакомый аромат сделался сильнее, яснее, он наполняет голову, сердце. И в ту же минуту мы услышали музыку. Казалось, весь воздух полон тихими нежными звуками. Это не была наша современная музыка, а серебристое дрожание струн – я думаю, что звуки древних египетских систров[135] должны походить на это.

Жуткая тишина и темнота ожили, казалось, аромат и звуки вот-вот воплотятся в живых существ, окружат и поглотят нас! Сознание, что нам тут не место, что мы осквернили что-то или кого-то, – гнало вон, а в то же время ноги приросли к полу и нет сил бежать.

Но вот к звукам музыки присоединился легкий, скользящий шелест шелка… теперь точно вздох… еще… еще… Жемчужная сетка с плеч мумии скользит к ее ногам…

И – о, Боже правый! – перед нами стоит уже не мумия, не мертвый костяк с высохшим телом и кожею, а… живая женщина!