Но оказалось, это не так просто. Входа не находили.
Как ни старательно изучал дядя Фра надписи и стенную живопись, как ни внимательно он осматривал буквально каждый вершок[132]
на полу и на стенах – он не мог наткнуться и указать на скрытую дверь.Попытки найти вход снаружи храма также не привели ни к чему и остались тщетными.
Тогда Вера и дядя Фра вновь принялись за свою карту-папирус. Только теперь, разбирая какое-либо место, старик поглядывал на свою помощницу, точно от нее ожидая указаний.
И снова я услыхал:
«… И повелел великий фараон, сын солнца…»
«… В час заката, когда пресветлый Ра отвращает лицо свое от земли и погружается в царство мрака и смерти…»
«… Только одна она, великая и славная служительница могучей божественной Гатор, могла смотреть в очи уходящего светлоликого бога, победившего тьму…»
«… Смертный раб не смел смотреть на божественное лицо жрицы…»
«… И приняла грозная богиня жертву, и наклонилась голова, и открылась дверь смерти. Тогда раздались звуки струн, ароматы благословенной страны Пунт[133]
наполнили воздух…»«… И вошла она…» и так далее.
Подходил конец моего отпуска, и я стал звать Веру домой. Она, против всякого ожидания, сразу согласилась.
Зная, что лучше ковать железо, пока горячо, я тотчас же отправился с Верой в храм, где дядя Фра бродил вдоль стен, бормоча что-то себе под нос.
«Вот, дядя Фра, мы пришли с Верой поблагодарить вас за все и сказать, что на этих днях хотим отправиться в обратный путь», – начал я.
«Как! Уехать? А подземелье, а гробницы?» – спросил удивленно старик.
«Что же делать, мне пора на службу».
«Верочка, да что же это? Да как же это?» – обратился он к Вере.
Вера стояла с правой стороны пьедестала богини, положив руку на выдающуюся голову крокодила.
«Верочка, да скажи ты ему, что тебе нельзя уехать, что ты нужна мне!» – говорил, чуть не плача, растерявшийся старик.
С замиранием сердца я ждал ответа Веры. Она стояла бледная, молчаливая, крепко опираясь рукою о камень.
Вдруг голова крокодила, на которую опиралась Вера, качнулась, что-то зловеще зашипело, и огромный камень – первый от пьедестала богини – тихо повернулся, открыв темный вход в подземелье. Нас обдало сухим спертым воздухом. Вера без стона, без крика опустилась на пол. Мы бросились к ней: она была в обмороке.
…
Павел Иванович замолчал и, казалось, забыл окружающее.
Глава VI
– Прошло три дня, – начал он снова однозвучным вялым тоном. – Вера лежала бледная и молчаливая. Следуя твоему совету, мы ее ни о чем не спрашивали.
Дядя Фра как помог мне перенести бесчувственную Веру из храма в палатку, так почти и не отходил от постели больной. Он только сбегал закрыть случайно найденный вход в подземелье.
Мы ни минуты не сомневались, что вход этот тот самый, который вел в подземелье – несомненно, служившее царской усыпальницей, – и который мы так долго и так тщетно искали.
Нас сильно угнетала мысль, что, кроме полного, тщательно оберегаемого покоя, мы ничего не могли сделать для нашей дорогой больной.
Обыкновенно за час до заката солнца, время, которое так любила Вера, мы высоко поднимали полы палатки и ставили кровать с больною лицом к заходящему солнцу. Она, видимо, была довольна и оживлялась, жадно смотрела вдаль, на голубое небо, на розовые облака, на золотистый песок степи, на пустынную дорогу. Казалось, она наслаждается всем этим, точно это не печальная пустыня, а что-то живое, милое, родное.
В момент заката солнца лицо ее менялось: оно становилось строгим, сосредоточенным и как бы вдохновленным. На щеках играл яркий румянец, глаза сияли… Мы не смели пошевелиться, заговорить. Но только гас последний луч – и Вера падала на подушки по-прежнему бледная и слабая.
После долгих обсуждений мы наконец решили бросить все и маленькими не утомительными переходами перевезти нашу больную в цивилизованное место, где можно найти врачебную помощь.
Большую часть рабочих-арабов отпустили, а слугам приказали готовиться к отъезду.
За два дня до назначенного срока выезда, вечером, когда Вера спокойно спала, дядя Фра подошел ко мне и проговорил:
«Неужели так и уедем, не взглянув „туда“?» – и он мотнул головою в сторону храма.
Мне самому в ту минуту показалось это невозможным. В двух словах мы решили, как поступить.
Идем немедленно. Вера спит тихо, и Морокка посидит около нее. Мы пойдем только вдвоем – слуг нам не надо. Возьмем с собой факелы и карманные инструменты.
Через минуту мы привели свое намерение в исполнение; потихоньку крадучись от слуг, добрались до раскопок, спустились по ступеням и вошли в наружные коридоры-галереи. Здесь засветили факел и прошли в главное святилище храма.
Как часто целые дни мы проводили здесь, изучали и описывали стенную живопись, зарисовывали изображения богов и красивые орнаменты, а то и просто беседовали, слушая рассказы дяди Фра из истории Древнего Египта, его обычаев и верований. Мы думали, что знаем «наш храм»; мы так привыкли к нему.
Теперь же, при одиноко мерцавшем факеле, мы не узнали места!