Вампиры не стареют: сказки со свежим привкусом

Ее губы такие мягкие, они приоткрываются на губах Джулс, но никакие фейерверки не взрываются. Мир не останавливается. Она на вкус не как волшебство или солнечный свет. Это вкус виноградной газировки, что она пила, свежего воздуха, сахара, чего-то простого и человеческого. Люди говорят, что весь мир будто отдаляется, но разум Джульетты продолжает свою работу, отмечая каждую секунду, ладонь Каллиопы на ее руке, ее губы на губах Джулс, вешалку с курткой, впившуюся ей в шею, и она не понимает, как люди могут просто целоваться, жить в этом моменте, ведь Джулс болезненно ощущает каждое мгновение здесь.

Ее десны ноют от зубов, вытягивающихся из них. И в эту секунду, между клыками и укусом, она думает о том, что предпочла бы ходить в кино, предпочла бы наслаждаться ароматом волос Каллиопы, ее тихим смехом, предпочла бы оставаться в этом чулане и продолжать целовать ее.

Просто две обнимающиеся человеческие девушки.

Но она так голодна, ее рот так горит, и она не человек, и она хочет стать чем-то более.

Губы Джульетты опускаются к шее другой девушки.

Ее зубы находят кожу. Она рвется так легко, и Джулс чувствует первые сладкие капли крови, когда промеж ребер ей в грудь вонзается конец деревянного колышка.

I

[Пятница]

Губы Джульетты – произведение искусства.

Это первое, что замечает Кэл.

Не их контур, если быть точнее, – не изгиб нижней губы, не клинышек над верхней, – а то, как она их красит. Сегодня в школе ее губы были цвета ежевичного сока – не совсем фиолетовые, не совсем розовые, не совсем синие. Вчера они были коралловыми. На прошлой неделе Кэл насчитала винный, фиалковый, а один раз даже нефритовый.

Эти цвета так выделялись на фоне ее белоснежной кожи.

Кэл знает, что ей не стоит проводить столько времени за разглядыванием губ другой девушки, но…

Ей в висок прилетает обеденная булочка.

– Какого черта! – рявкает она.

– Ты умерла, – объявляет Аполлон.

Тео поднимает нож.

– Скажи спасибо, что она была без масла.

Кэл сердито зыркает на старших братьев, которые возвращаются к закидыванию в себя еды. Она никогда не видела, чтобы кто-нибудь еще ел так, как они. Но при этом сложены они, как боги, в честь которых были названы. Сложены, как герои. Сложены, как папа.

Он в дороге, в дальней поездке – так они называют охоту на расстоянии. А еще он водитель грузовика. Это хорошее прикрытие, но она по нему скучает. По его широким рукам, его медвежьим объятиям. По тому, как он всё еще может взять ее на руки, как делал это раньше, когда она была маленькой. Она чувствует себя в полной безопасности в его объятиях. Кэл любила обводить черные полосы, обвивавшие его предплечья, чувствуя, как кожа приподнимается под ее пальцами. По одной за каждое убийство. Она рисовала линии маркером на собственных руках, представляя, как заработает свой первый знак. Первое убийство.

Ей не нравится, когда он отсутствует так долго. Она знает, что всегда есть вероятность…

На этот раз она видит, как в нее летит булочка, ловит ее в воздухе и уже собирается бросить обратно, но мама хватает ее за запястье. Каллиопа смотрит на правое предплечье мамы, обвитое тонкими нитями чернил.

– Не за столом, – говорит она, выхватывая булочку из пальцев Кэл. И Кэл не тратит время на то, чтобы объяснить, что ее братья начали кидаться первыми – она знает, это не имеет значения. Правило номер три: «Не попадись».

Тео ей подмигивает.

– Где твоя голова? – спрашивает мама.

– В школе, – отвечает Кэл, и это не ложь.

– Осваиваешься? – спрашивает мама, но Кэл знает, что она имеет в виду «вливаешься в коллектив», а это совсем другое. Она знает, что переезды с места на место – часть работы. Она побывала в дюжине школ за вдвое меньше лет, и каждый раз предупреждения одни и те же. Просто вливайся. Но для старшей школы этот совет звучит неоднозначно.

Вливаться – значит выделяться. Знать себя и владеть собой, и Кэл именно это и делает, но, слава богу, они уже слишком взрослые для «покажи-и-расскажи», потому что она более чем уверена, что палка с заточенным концом и нити серебра у нее в сумке вряд ли могут вызвать у кого-то восторг.

– Кэл влюбилась, – произносит Аполлон.

– Не смей, – бормочет она. Она не влюбилась в Джулс. Джулс ее цель. И, ладно, возможно, первыми ее привлекли эти губы цвета гранатовых зерен. Может, на короткое мгновение были какие-то зачатки влюбленности, но потом она заметила, как девушка всё время прячется в тени, испуганно морщась даже от едва различимого проблеска солнца между облаками. Как она едва прикасается к своей еде. На прошлой неделе она нашла в сумке Джулс бутылек с капсулами, вскрыла одну над раковиной в туалете и увидела вытекшую из нее темно-красную субстанцию. А сегодня, в коридоре, она уронила серебряный браслет, подождала за углом и наблюдала, как девушка схватила его и тут же выронила, когда серебро коснулось ее кожи.

И теперь она уверена.

Джульетта Фэйрмонт, вампир.

Тео встает, чтобы помыть тарелку.

– Жуй, скелетина, – говорит он, пиная ее стул.

– Не называй меня так.

– Да тебя сможет завалить даже призрак, просто пустив шептуна.

Пальцы Кэл сжимаются вокруг ее ножа.