Вампитеры, фома и гранфаллоны

Именно от мотива, и только мотива зависит то, будет ли используемая магия черной, злобной, или же белой, доброй магией. Невозможно мобилизовать духовные силы, если в вызывающем их человеке осталась хоть капля эгоизма. Но если намерения медиума не отличаются чистотой, духовная энергия превратится в психическую и, действуя на астральном уровне, приведет к ужасным последствиям. Силы и возможности животной природы могут быть использованы как мстительным эгоистом, так и всепрощающим альтруистом; силы и возможности духа отдаются в руки только тому, кто совершенно чист сердцем – это и есть СВЯТАЯ МАГИЯ.

(Цитата из «Исследований по оккультизму» мадам Блаватской; неуемное желание использовать заглавные буквы – особенность ее стиля.)

Таким образом, как и многие святые люди, мадам стремилась к чистоте. Она даже написала правила поддержания чистоты, выученные ею в Индии и на Тибете. Как и следовало ожидать, правила запрещали телесный контакт, поедание мяса, употребление вина и крепких напитков, требовали отречения от всей тщетности и суеты мира и рекомендовали медитацию в больших объемах.

За год до смерти мадам враги через нью-йоркскую газету «Сан» обвинили ее в том, что в свое время она принадлежала к дамам полусвета и даже имела незаконнорожденного ребенка. Блаватская подала в суд и добилась опровержения. Она была даже готова представить в качестве свидетельства результаты гинекологического обследования, которое подтвердило бы, что она неспособна иметь детей и вступать в связь с мужчиной без того, чтобы это причинило ей боль.

Она действительно была вдовой, выйдя в возрасте шестнадцати лет за генерала Н. В. Блаватского, который был втрое ее старше. Но ее тетка писала, что юная жена убежала от генерала сразу же после церемонии, «не дав ему возможности даже думать о ней как о собственной жене». После этого и начались странствия Блаватской по свету.

Вот недатированная запись из блокнота, который она вела с шестнадцати лет: «Женщина находит счастье в овладении сверхъестественными силами. Любовь – лишь ужасный сон, ночной кошмар».

Может, так оно и есть.

Более того, друзьями Блаватской в большинстве своем являлись мужчины. «Пока мне не исполнилось девять лет, – писала она, – единственными моими няньками в полку, которым командовал мой отец, были солдаты артиллеристы и калмыки буддисты». Ее матерью была Елена де Ган, писательница, которую один критик назвал «русской Жорж Санд» (псевдоним ее был «Зинаида Р.», я не читал ее). Удивительное дело – иметь такую мать, но мадам Блаватская в своих «Воспоминаниях» не выказывает и тени удивления. Вот что она пишет о матери: «Моя мать умерла, когда родился мой брат, через шесть месяцев, в 1840-м или 1839 году, но я не уверена». Мадам Блаватская ошибается относительно даты смерти своей матери – та умерла в 1842 году. Получилось, что в своем воображении дочь сократила и без того короткую жизнь матери еще как минимум на два года.

Таким образом, когда умерла ее мать, мадам Блаватской было одиннадцать лет, и младшая сестра так вспоминает эти обстоятельства:

Когда умирала наша мать… она была полна вполне обоснованного беспокойства по поводу будущего своей старшей дочери и сказала: «Ну что ж. Возможно, хорошо, что я умираю. По крайней мере, я не увижу, какие тяготы падут на голову Елены. В одном я уверена: ее жизнь будет отличаться от жизни прочих женщин и ей придется много пострадать.

Можем ли мы сегодня, через 128 лет после описываемых событий, со всей определенностью предположить, что лада в отношениях матери и дочери не было? Вероятно, да.