Вампитеры, фома и гранфаллоны

Главная проблема, как мне кажется, заключается в том, что большинство людей, которые управляют нами, кто распоряжается властью и нашими деньгами, – юристы и военные. Юристы предпочитают забалтывать все наши проблемы. Военные хотят, чтобы мы определились с тем, кого считаем плохими парнями, чтобы они пустили им пулю в лоб. Но это не лучшие решения, особенно в том, что касается очистки канализации или контроля за уровнем рождаемости.

Я требую, чтобы администрация колледжа Беннингтон организовала здесь пункт подготовки офицеров-резервистов. Необходимо знать о военных как можно больше, поскольку в их руках много власти и большие деньги. Большой ошибкой является то, что военных удаляют с университетских кампусов и помещают в такие гетто, как Форт-Беннинг и Форт-Брэгг. Пусть делают то, чем они так гордятся, среди образованных людей.

Когда я учился в Корнелльском университете, более всего стимулировало меня к размышлениям то, что я узнал именно в таком пункте подготовки. Это были правила обращения с оружием, маршировка на плацу, как со мной разговаривали офицеры. Поскольку в университете я прошел курс военной подготовки, в конце Второй мировой войны меня сделали капралом. После войны, как вам известно, я прилично заработал на своем пацифизме.

Кроме самих военных, вам в колледже необходимо и их вооружение, особенно такое, какое позволяет расправляться с целыми толпами, – пулеметы и танки. Среди молодых людей сегодня тенденция собираться толпами. Но они должны понимать, как легко с помощью пулеметов и танков контролировать подобные сборища молодых людей.

По поводу танков существует базовое правило, которое вы обязаны знать: единственным человеком, победившим танк, был Джон Уэйн. Но он сидел в другом танке. Теперь по поводу пулеметов. Они работают как садовые шланги – с тем отличием, что разбрызгивают смерть. К ним следует относиться осторожно.

Настоятельно советую, когда вы имеете дело с танками или пулеметами: находитесь внутри, а не вне системы.

Я выгляжу пессимистом? Три года назад я преподавал в Университете штата Айова. У меня учились сотни студентов. Насколько мне известно, ни один из них не счел возможным оставить потомство. Я знаю только один подобный пример массового отказа от производства себе подобных, и относится он к Тасмании, к 1800-м годам. Тасманийцы отказались иметь детей и вообще заниматься любовью, когда белые колонисты, преступники из Англии, принялись охотиться на них ради развлечения.

Когда-то я был оптимистом. Это было в детстве, в Индианаполисе. Те из вас, кто бывал в Индианаполисе, понимают, как непросто быть в этом городе оптимистом. Там есть только гонка «500 миль Индианаполиса», затем 346 дней мини-гольфа, а потом – опять гонка.

Мой брат Бернард, который был старше меня на девять лет, готовился стать большим ученым. Позднее он открыл, что частицы йодистого серебра способны осаждать некоторые виды облаков в виде дождя или снега. Но в то время под его воздействием я стал большим энтузиастом науки. Считал, что ученые со временем поймут, как все на земле устроено, как работает, и заставят это работать еще лучше. Я был совершенно уверен, что, когда мне исполнился двадцать один год, какой-нибудь ученый уже сделает цветную фотографию Господа Бога и продаст ее журналу «Популярная механика».

Научные истины должны были сделать нас счастливыми и благоустроенными.

Что в действительности произошло, когда мне исполнился двадцать один год? Мы сбросили одну научную истину на Хиросиму и всех там убили. Сам я к тому времени вернулся из Дрездена, который был разрушен до основания. В Дрездене я был военнопленным. В этот момент мир начинал узнавать ужасную правду про немецкие лагеря смерти. И тогда я откровенно поговорил сам с собой.

– Эй, капрал Воннегут! – сказал я себе. – Наверное, ты был неправ, став в свое время оптимистом. Похоже, пессимизм вещь понадежнее.

С тех пор я был настроен неизменно пессимистично, за некоторыми исключениями. Чтобы убедить свою невесту выйти за меня замуж, я должен был обещать ей, что наше будущее будет божественным. Потом мне приходилось врать то же самое о будущем всякий раз, когда у нас должен был родиться очередной ребенок. И наконец, я вынужден был всякий раз делать то же самое, когда жена принималась угрожать, что бросит меня, потому что я пессимист.

Много раз я спасал наш брак, восклицая:

– Подожди! Я вижу свет в конце тоннеля!

Жаль, что мне не удастся показать этот свет и вам. Моя жена умоляла, чтобы я сделал это. Никакого света нет и не будет. Все станет невероятно плохо, а хорошо не будет никогда. Если бы я вам солгал, у меня возникло бы ощущение, что я солгал, и это был бы повод для уныния. А у нас и без того достаточно поводов для уныния.