ВОННЕГУТ: Да, самоубийство прячется в самом сердце книги. Кроме того, это знак препинания в конце многих артистических карьер. Я выбрал этот знак, поиграл им в книге, вновь положил на полку, но оставил на виду. В том, что он меня, как и многих других людей, зачаровывает, – наследие Великой депрессии. Она оказала большее влияние на американский характер, чем любая война. Люди долго чувствовали себя ненужными. Всех их уволили машины. Дело выглядело таким образом, будто техника более не питала никакого интереса к человеческим существам. И когда я, будучи маленьким ребенком, наполнял свою пустую голову всякой всячиной, то видел и слышал тысячи людей, которые уже не могли выполнять свою работу и кормить семьи. Многие из них отказывались жить дальше и мечтали о смерти – настолько они были выбиты из седла. Думаю, молодые люди узнают эту нелюбовь к жизни в людях моего поколения – мы ее получили в наследство от наших родителей. И они боятся ее. А еще молодежь чувствует, что мы завидуем – еще одно чувство, которое мы получили в дар от тридцатых годов: мечтать о материальном достатке и завидовать тем, у кого он был. Секрет моего поколения в том, что мы не очень-то любим жизнь.
«ПЛЕЙБОЙ»: Вы считаете, молодое поколение любит жизнь больше, чем предыдущие?
ВОННЕГУТ: Нет. Молодое поколение, вероятно, тоже ее не любит. А злость, разделяющая отцов и детей, возникает, вероятно, из чувства вины и смятения, которое родители передают своим потомкам. Американский опыт – несчастливый опыт, и часть его связана с отсутствием культуры. Когда человек приплывает или прилетает сюда, он оставляет свою культуру на родине.
«ПЛЕЙБОЙ»: Какое влияние это оказало лично на вас?
ВОННЕГУТ: Все мои книги – попытка ответить на этот вопрос и заставить себя больше любить жизнь. Я стараюсь выбросить из головы те дешевые интеллектуальные товары, что взрослые заложили туда, когда я был ребенком. Вместо этого хочу поместить там культуру. Люди могут верить во что угодно, что означает – я тоже поверю во что угодно. Это я узнал из курса антропологии. Я хочу начать верить в вещи, которым свойственна изящная форма и гармония. В «Завтраке для чемпионов» я не угрожаю самоубийством. Уверяю, я уже вышел за пределы этого желания, перерос его. И для меня это многое значит. Раньше я считал самоубийство разумным способом уклониться от лекции, от выполнения каких-либо обязательств, оплаты по счетам, посещая вечеринки.
«ПЛЕЙБОЙ»: То есть ваши книги для вас являлись средством терапии?
ВОННЕГУТ: Да. Это же хорошо известная вещь. У писателя имеется, по крайней мере, одно дополнительное преимущество: он может ежедневно решать проблемы со своим психическим здоровьем. Если же мне повезет, мои книги станут чем-то более значительным, важным. Мне хотелось бы быть полезным гражданином, специализированной клеткой в теле общества. У меня ощущение, что «Завтрак…» станет последней из терапевтических книг, что, вероятно, плохо. Безумие в искусстве подчас приводит к прекрасным находкам. В конце «Завтрака…» своим персонажам, которых многократно и по-разному использовал, я даю свободу. Говорю им, что больше они мне не нужны; дальше они могут следовать своей собственной судьбе. Наверное, для меня это означает, что и я имею право следовать своей судьбе. И мне не нужно более о них заботиться.
«ПЛЕЙБОЙ»: Ощущения от этого хорошие?
ВОННЕГУТ: Разные. Я всегда рад чувствовать что-то другое, новое. Я изменился. На днях кто-то раскрыл мне тайну алхимиков. Они не пытались изменить природу металлов, лишь притворялись, что заняты этим, – чтобы привлечь богатых покровителей. Что они действительно искали, так это способы изменить себя.
«ПЛЕЙБОЙ»: Какие книги вы собираетесь сочинять в дальнейшем?