Ван Гог. Письма

бы относиться, прежде всего, к Гогену и лишь во вторую очередь ко мне. Гоген пишет, что он

выставлялся в Дании и что выставка прошла с большим успехом. Мне ужасно жаль, что он не

задержался здесь, на юге, чуть-чуть подольше. Вдвоем мы поработали бы лучше, чем это

удалось сделать мне в одиночку в истекшем году. Сейчас мы могли бы арендовать маленькую

ферму, где нетрудно было бы приютить и других.

Обратил ли ты внимание на ту статью в присланной тобою газете, где говорится о

плодовитости некоторых художников, как, например, Коро, Руссо, Дюпре и пр.? Ты, наверно,

не забыл, что мы с тобой неоднократно говорили о том же самом – о необходимости

производить много.

Сколько раз после моего приезда в Париж я твердил тебе, что я ничего не добьюсь,

прежде чем у меня не будет готово двести полотен, и что хотя многие сочтут такую работу

чрезмерно торопливой, в ней, на самом деле, нет ничего необычного: это нормальная

производительность всякого художника, поскольку ему надлежит трудиться не меньше, чем,

скажем, сапожнику…

Надеюсь, тебе понравится вещь, выбранная мною для г-на Орье. Она ужасно пастозна и

сделана на манер некоторых картин Монтичелли. Я ее держал у себя около года. Мне кажется,

ему надо подарить что-то очень хорошее, подлинно артистическое: ведь его статья

действительно окажет нам большую услугу в тот день, когда мы будем вынуждены, как всякие

другие труженики, возместить расходы по созданию картин.

Со всех других позиций статья меня не трогает, но, для того чтобы иметь возможность

заниматься живописью, существенно важно возмещать затраченные на картины деньги.

Надеюсь для мартовской выставки импрессионистов послать тебе еще несколько

полотен, которые сейчас сохнут, если они не прибудут вовремя, выбери что-нибудь взамен из

картин, находящихся у папаши Танги.

Попробовал скопировать «Пьяниц» Домье и «Каторгу» Доре – очень трудно.

На днях собираюсь начать «Доброго самаритянина» Делакруа и «Дровосека» Милле.

Поверь я Орье, его статья побудила бы меня рискнуть выйти за пределы реального и

попробовать изобразить красками нечто вроде музыки в цвете, как на некоторых картинах

Монтичелли.

Но я так дорожу правдой и поисками правды, что мне, в конце концов, легче быть

сапожником, чем музицировать с помощью цвета.

Во всяком случае, верность правде, вероятно, наилучшее средство для борьбы с

постоянно угрожающим мне недугом.

626-a. См. письма к Полю Синьяку, Иоганне Ван Гог-Бонгер, Йозефу Якобу Исааксону и

Альберу Орье.

628 note 104

Сегодня попытался прочесть полученные письма, но ничего не понял – голова еще не

работает достаточно ясно… *

Правда, она не болит, но я совершенно отупел. Должен тебе сказать, что такое бывает и

с другими, кто, как я, непрерывно работал в течение долгого периода, а затем внезапно был

осужден на бесплодие. Сидя в четырех стенах, много нового не узнаешь; однако здесь во

всяком случае можно убедиться, что бывают люди, которым нельзя разгуливать на свободе как

ни в чем не бывало. Теперь я оставил всякую надежду, даже совсем отказался от нее. Может

быть, может быть, я действительно вылечусь, если поживу немножко в деревне.

Работа шла успешно, последнее свое полотно «Цветущая ветка» – ты его увидишь – я

сделал, пожалуй, лучше и тщательнее, чем все предыдущие: оно написано спокойным, более

уверенным, чем обычно, мазком.

И на другое же утро я стал конченым человеком, превратился в скотину. Это трудно

понять, но, увы, это так. Мне страшно хочется вновь приняться за работу, но даже Гоген пишет,

что он, хоть у него крепкое здоровье, отчаялся и не знает, выдержит ли он и дальше. Ведь такие

истории часто случаются с художниками, верно? Бедный мой брат, принимай вещи, как они

есть, и не убивайся из-за меня: сознание того, что с тобой и у тебя дома все в порядке,

поддержит и ободрит меня гораздо больше, чем ты думаешь. Может быть, после тяжелых

испытаний и для меня наступят более ясные дни. Пока что собираюсь в скором времени

отправить тебе новые полотна…

Когда поуспокоюсь, опять перечитаю письма и завтра или послезавтра напишу снова.

629 note 105

До сегодняшнего дня был просто не в силах тебе писать, но сейчас, почувствовав себя

лучше, решил больше не откладывать и немедленно пожелать тебе, твоей жене и малышу

счастливого года – сегодня ведь у тебя день рождения. Одновременно с поздравлениями

прошу тебя принять от меня в подарок разные картины, которые я посылаю тебе с бесконечной

благодарностью за твою доброту ко мне. Без тебя я был бы очень несчастен.

В посылке ты найдешь, прежде всего, копии с Милле.

Поскольку эти вещи не предназначены для публики, ты можешь со временем подарить

их нашим сестрам. Но прежде всего выбери и оставь себе те полотна, которые тебе понравятся,

– все они до одного твои. Пришли мне на днях для копирования какие-нибудь репродукции с

картин современных и старых художников, если они тебе, конечно, попадутся.

Кроме Милле почти ничего не посылаю: вот уже два месяца как я не в состоянии

работать и поэтому сильно задержался. Из того, что посылаю, ты больше всего, пожалуй,