Ван Гог. Письма

меня есть здесь его повторение, кажется, более отделанное.
«Землекопы» – копия картины Милле.
«Вечерний час» – то же.
Да, забыл еще «Дождь».
Пожалуйста, не смотри эти лещи до того, как натянешь их на подрамники и обрамишь
белым. Вернее, сделай так: сними прежние картины, а новые одну за другой натягивай на
подрамники – только так ты составишь себе представление о производимом ими эффекте.
Судить о них в целом можно лишь при том условии, что колорит их подчеркнут белой рамкой.
Без нее, например, вовсе нельзя смотреть «Дождь» и «Серые оливы». Все эти полотна отчасти
восполнят пробел, образовавшийся после отправки моих вещей «Группе двадцати». Попроси
Танги снять старые полотна и натянуть новые на подрамники – пусть окончательно просохнут.
622 note 101
Я никогда в жизни не работал так спокойно, как над этими последними полотнами;
надеюсь, что ты получишь некоторые из них одновременно с этим письмом. Однако вслед за
тем мною на мгновение овладело отчаяние.
Но, поскольку последний приступ длился всего неделю, считаю бессмысленным все
время думать о том, что он может возобновиться. Во-первых, это не обязательно; во-вторых,
предугадать, когда и как он наступит, все равно нельзя.
Следовательно, надо, как ни в чем не бывало, по мере сил продолжать работу. Скоро я
получу возможность в более или менее теплые дни выходить на улицу и попытаюсь закончить
все, что начато мною здесь.
Чтобы дать представление о Провансе, мне необходимо написать еще несколько полотен
с горами и кипарисами.
Это будут вещи того же типа, что «Овраг» и горы с дорогой на переднем плане – в
особенности «Овраг», который я покамест не отсылаю тебе, потому что он не просох.
У меня готов также вид парка при убежище – сосны. Я убил массу времени,
присматриваясь к характеру сосен, кипарисов и т. д. в здешнем прозрачном воздухе. Во всех
них есть неизменные линии, которые встречаешь на каждом шагу.
Бесспорно, в истекшем году приступы начинались у меня в самое разное время; однако в
нормальное состояние я постепенно приходил лишь тогда, когда начинал работать. Вероятно,
так будет и в следующий раз. Изменить что-либо мы бессильны, следовательно, будем
держаться так, словно ничего не происходит.
Было бы бесконечно хуже, если бы я опустился до состояния моих товарищей по
несчастью, которые ничего не делают по целым дням, неделям, месяцам, годам, как я уже не раз
писал тебе и повторял г-ну Саллю, уговаривая его не настаивать на помещении меня в это
убежище.
Только работа помогает мне в какой-то степени сохранять самообладание и надежду
когда-нибудь вырваться отсюда.
Сейчас картины уже созрели у меня в голове; я знаю заранее места, которые еще захочу
написать в ближайшие месяцы. С какой же мне стати менять средства выражения?..
Вчера отправил 2 полотна в Марсель в подарок моему другу Рулену: белая ферма среди
олив и хлеба с лиловыми горами и черным деревом па заднем плане, как на большой посланной
тебе картине.
Г-ну Саллю я тоже подарил небольшое полотно с розовыми и красными геранями на
совершенно черном фоне, вроде тех, что я в свое время написал в Париже.
623
Меня очень порадовало твое мнение о моей копии «Вечернего часа» Милле. Чем больше
я обо всем этом думаю, тем явственнее вижу, насколько оправдано копирование тех вещей
Милле, которые он не успел сделать маслом. К тому же работу по его рисункам и гравюрам на
дереве нельзя считать копированием в узком смысле слова. Это скорее перевод на другой язык,
язык красок, впечатлений, создаваемых черно-белой светотенью.
Я закончил три новые копии из серии «Часы дня» с гравюр на дереве Лавьеля. Они
задали мне работы и отняли много времени. Ты, вероятно, помнишь и то, что прошлым летом я
скопировал также «Полевые работы».
Последние я не отправил тебе, хотя позднее все-таки пошлю, потому что они были
поисками вслепую, на ощупь. Тем не менее они очень помогли мне в работе над «Часами дня».
Быть может, когда-нибудь я сделаю с них литографии…
Три эти полотна будут сохнуть еще с месяц, но, увидев их, ты убедишься, что я занялся
копированием из искреннего и глубокого преклонения перед Милле. Даже если их
раскритикуют и сочтут никуда не годными, как копии, это не поколеблет моей уверенности в
том, что попытка сделать наследие Милле более доступным для обычной широкой публики –
разумна и оправданна.
Поговорим теперь о том, что можно сделать на предмет сокращения расходов в
будущем. В Монтеверге тоже есть убежище, один из здешних служителей был там сторожем.
Он рассказывал мне, что там плата за содержание составляет всего 22 су в сутки, причем
больных даже одевают за счет заведения. Далее, им позволяют трудиться на участке,
прилегающем к лечебнице, при которой есть также кузница, столярная мастерская и т. д.
Думаю, что, когда я там пообживусь, мне разрешат рисовать. К тому же берут там дешевле и
дают работать. Словом, проявляя немного доброй воли, пациент не чувствует себя несчастным
и жалким. Если даже откинуть в сторону Монтеверг, остается еще Голландия. Разве у нас нет
таких лечебниц, где берут недорого и позволяют работать, и разве мы не имеем права туда
обратиться? Я ведь не уверен, что в Монтеверге одна цена для французов и иностранцев и что