Ван Вэй Тикет (СИ)

Я вспомнил, как давным-давно мы с отцом разгадывали детективные загадки на чёрно-белых картинках старых журналов. Там догадливый инспектор внимательно расспрашивал подозреваемых и всегда находил какую-то зацепку в услышанном или увиденном. Я никак не мог понять, в чём же там дело. И отец терпеливо разъяснял, как инспектору удаётся прищучить хитрецов. Я почти забыл эти загадки. Но одна сейчас вспомнилась. Ночное поле. Круглая Луна над мостом. Инспектор и его спутник идут по тропинке через поле. И этот кадр заливает, честно глядя в глаза инспектору: "Мне нетрудно было добраться до речки, ведь в полнолуние здесь всё так ярко освещено". Тут-то инспектор его цап за воротник! А всё потому, что преступление случилось две недели назад, и если сейчас на небе полная луна, то в ту ночь её не должно быть видно совсем. Новолуние, однако. Но поди вот так сразу догадайся. Впрочем, сейчас старая загадка неплохо меня выручила.

-- Почему же не знаю, -- изобразил я вселенскую обиду. -- Это цикличность. Полнолуние. Через две недели -- новолуние. Ещё через две -- снова полнолуние. И так до бесконечности.

-- Но календарных-то дней в месяце немного больше! -- воскликнул Килька.

Тут и спорить нечего, поэтому я промолчал, ожидая продолжения.

-- Когда в один месяц выпадает два полнолуния, второе и называют "Голубая Луна", -- закончил Килька.

-- Надо же, -- только и сказал я. -- Не доводилось слышать. А вот интересно было, если бы она и впрямь синевой окрасилась. Знакомый лунный диск, но не жёлтый и не серебряный. Луна голубого цвета казалась бы вселенской тайной.

-- Чёрная загадочней, -- поделился Килька. -- Я бы хотел увидеть Чёрную Луну. Хотя побаивась, конечно же. Пока её нет, думаешь о ней, как о чём-то притягательном. Но если она появится, тогда всё... Не будешь знать, что с ней тогда делать. Висит в небе чёрный шар. Откуда появился? Зачем пришёл? Ничего непонятно.

Я вспомнил ужасный сон о багрово-красной планете. Видать, у каждого в черепушке витает своя Нибиру. Но не рассказывать же об этом Кильке.

-- Ракету туда пошлют, -- отреагировал я. -- Американцы летали же на Луну.

-- На обычную. А то -- Чёрная.

-- И на Чёрную отправят, -- заверил я, будто являлся генеральным конструктором космических аппаратов.

Я не меньше Кильки напугался бы, объявись в небесах чёрный шар. Но сейчас понимал: кому-то надо бояться, кому-то успокаивать. А роль бояки Килька уже забрал себе.

Чем ближе мы подходили к заброшенному строению, тем Килька трясся сильнее. Неприятный нервный холодок заставлял пробегать мурашки и по моей коже. Сунься я сюда один, сейчас бы немедленно повернул обратно. Но висел грузом Килька, которому двигаться вперёд не хотелось ещё больше, чем мне. Это обязывало являть пример то ли безрассудства, то ли храбрости, то ли того и другого сразу.

Краска стен когда-то была зелёной, но её давно стёрли дожди, обнажив серые цементные разводы. Мы стояли возле угла, и я мучительно размышлял: обойти ли сначала домину кругом или сразу сунуться внутрь? Выбрал второе. Этот вариант предполагал, что поиски завершатся быстрее, а мне тут было уж очень неуютно.

Я первым поднялся по рассохшемуся крыльцу, доски которого протестующее скрипели. После нога ухнула чуток вниз: в коридоре дощатое покрытие ободрали до шершавого бетона. Пол покрывала древесная труха, спрессованные листья, высохшая трава, что смягчало звук наших шагов. Казалось, что дыхание было более гулким, чем поступь. Килька не отставал. Больше всего на свете он боялся остаться один. Захотелось свернуть налево, и я свернул. Шёл, пока в стену не упёрся. По левую руку решётчатая рамка с квадратами выбитых стёкол. По правую руку вход в первую палату. Остаётся перешагнуть порог. И я перешагнул. Ничего интересного в комнате не нашлось. Пусто, как в космосе. Лишь кровать с отломанной спинкой торчала у одной из стен сиротливым шалашиком.

Мы уселись на косую перекладину, с которой сползала проржавевшая сетка. Я повыше. Килька пониже. Две нахохлившиеся птицы в холодный осенний день. Мёрзлое ощущение чего-то мёртвого заползало всё глубже. Нельзя давать ему одержать верх. Я попытался отогнать его разговорами о делах дальних, но тоже невесёлых.

-- Тебе родители пишут? -- спросил я.

Собственно, это меня ни капельки не интересовало. От своих после случая с молотком я не ждал писем. И сам им писать не собирался.

-- Нет, -- тихо сказал он, очень тихо, слово нехотя выскользнуло из-под сжавшихся губ.

-- А чего так? -- задал я следующий вопрос. Просто так, чтобы не молчать в этой могильной тишине.

-- Их нету, -- голова Кильки развернулась ко мне, и сквозь линзы очков я увидел большущие глаза, наполненные безмерной грустью. -- Их в прошлом году на машине расшибло. Утром ехали к тётке, а навстречу ди-джей какой-то с радио после пьянки гнал. Заснул за рулём. На встречку выехал. Лобовое столкновение. Сам в лепёшку, и мои погибли. Да везде писали. На памятник даже в Интернете собирали.

-- Родителям твоим? -- удивился я неравнодушию людей.

-- Ему, -- снова едва слышно ответил Килька. -- Родителей моих кто знает?

Мы помолчали.