Ван Вэй Тикет (СИ)

-- Ты что, -- спросил я, проникаясь самым настоящим интересом, -- один теперь живёшь?

-- Не-а, -- мотнул головой Килька. -- Одному нельзя. У тётки живу. Только худо. Из школы пришёл, по хозяйству шурши. И так до самой ночи. А сейчас каникулы, так с самого утра. У неё хозяйство большое. Кур держит. Свиней. Всех покорми. За всеми убери. Я в лагере этом первый раз за год отдохнул. Знаешь, какое счастье, когда можно ничего не делать!

-- Тебе, наверное, в детдоме лучше было бы.

-- В детдом нет, -- сказал Килька. -- Тётка за меня денежку получает. И квартиру мою сдаёт. Продать хотела, но сказали -- не положено. Я вырасту, сам решать буду. Она неделю злилась, исходила желчью вся. А потом ничего, подобрела. Даже вон путёвку мне сюда оформила.

-- Тут тоже несладко, -- сказал я. -- Посчитай, сколько наших уже поисчезало. И не факт, что к добрым пришельцам.

-- Не хочу считать, -- прошептал Килька. -- Я сейчас часто думаю: вот закончится смена, и опять на тётку батрачить. Аж плохо становится. А потом представлю, что исчезну, как Гоха, и хочется к тётке. Страшно потому что. А иногда и представить не получается. Не укладывается в голове, как это: раз -- и меня нет!

Мы снова помолчали.

-- Хуже всего, что Линукса отобрали, -- разорвал тишину Колька.

-- Линукса? -- слова казалось отдалённо знакомым.

-- Пса нашего так звали, -- и Килька улыбнулся, словно пёс встал перед его глазами вместо полуразваленного корпуса. -- Батька мой программёром впахивал. У него на системнике операционка Линукс стояла. Очень он её уважал.

-- Что за порода пса? -- спросил я.

-- Так, -- пожал плечами Килька. -- Дворняга беспородная. Мы его на дороге подобрали. Его выкинул кто-то. Он в обочине сидел. Грязный такой весь. И грустный. Не шёл к нам. Не верил.

-- А сейчас он где? -- не утерпел я.

Губы Кильки плотно сжались, потом нехотя разлепились.

-- В приют отдала. Это она так говорит. А я боюсь, усыпила. Или собачникам.

Он снова замолк.

-- Не говорит, где приют? -- догадался я.

-- Не говорит, -- согласился Килька.

Он как-то сжался, словно в его голове не укладывалось, как можно пса, который бегает, хвостом виляет, жизни радуется, взять и собачникам отдать. Или усыпить, что ничем не лучше.

-- Ладно, -- вскочил я. -- Харэ сидеть. Давай ещё поищем немного. Не может быть, чтобы в таком огроменном корпусе хоть что-то полезное не сыскалось.

Мы выбрались в коридор и продолжили исследование в соседней палате. Кроватей здесь не обнаружилось. Из мебели тут нашлось лишь две опрокинутые зелёные табуретки. Да ещё по всему полу рассыпали осколки большого зеркала. Они противно хрустели под ногами. Я сдвинул десяток-другой в сторону, но под стеклом лишь темнел пол. Становилось тоскливо, будто на последние деньги купил лотерейный билет, а он и не выиграл. Килька поднял табуретку и уселся. Я подхватил вторую, поставил рядом и тоже сел. Стены словно отгородили нас от внешних звуков. Было прохладно и тихо, словно мы сидели в склепе. Я поёжился. Килька просто замер, будто заледенел.

-- Когда, говоришь, второе полнолуние? -- прогнал я нехорошую тишину.

-- С тридцатого на тридцать первое? -- губы Кильки едва-едва разлепились.

-- А до него что?

-- Вторая четверть Луны, -- пояснил Килька уже чуть громче, словно оттаивал. Словно знания в его голове придавали ему значимости и прогоняли леденящую робость и морозную неуверенность.

"Мы просыпаемся лишь на молодую Луну. Если точнее, то в первую четверть лунного месяца", -- вспомнились слова Машуни.

-- Вторая, -- протянул я. -- А первая когда была?

-- Позавчера закончилась, -- пробурчал Килька, осматривая комнату.

Я ничего не сказал. Просто горько и тоскливо понял, почему вчера Машуня не явилась. А потом отогнал эту мысль. Слишком уж она казалась нереальной. Невозможно поверить, что вполне обычная с виду девчонка может проспать три четверти месяца. Я и не верил. Но снова печалился. И надеялся, что как-то неправильно понял слова Машенции. Что ещё придёт она на мост. Просто вчера случилось нечто такое, отчего она не смогла. Я размышлял и разглядывал пол у себя под ногами. Осколки. Одни осколки. Хаотические созвездия павших звёзд.

-- Ещё две палаты, -- напомнил я, чтобы отогнать тоскливые мысли. -- Чем скорее осмотрим, тем быстрее уйдём.

-- А что ищем-то? -- спросил Килька с искренним непониманием.

Если бы я сам знал это. Если только поймал какой-то намёк. Но инфернальные подсказчики безмолвствовали.

-- Ищи то, что на мусор непохоже, -- принял решение я. -- Вещица, которая странно выглядит. Или которой тут быть не должно.

-- Такое? -- Килька внезапно нагнулся и подхватил нечто тёмное и небольшое.

Потом его рука разжалась. На ладони лежал чёрный кубик.

-- Дай глянуть? -- потянулся я за находкой.

Килька мигом спрятал кубик под сжавшимися пальцами и отдёрнул руку.

-- Не дам. Мне, может, тоже пригодится. Сначала сам позырю.

Вот тебе и компаньон. Вот тебе и друг задушевный. Донельзя бесит такое отношение к делу.

-- Ну, тогда двигаем в следующую палату.