Ванда Здорная и Колдовские свитки

Незнакомка поклонилась волхву, а потом обняла Ванду за плечи, уводя в открывшийся в камне проем.

– Быстрее, пока он не передумал. – шепнула она в самое ухо, так тихо что Ванда едва расслышала.

– Спасибо, – сказала Ванда. Женщина тем временем вела её за собой, вверх, по запутанному лабиринту коридоров и Ванду осенила догадка:

– Это ваш голос я слышала в Пустоши ! Это вы сказали мне просить помощи у Сварога! Кто вы?

Незнакомка улыбнулась. В тусклом свете, исходящем от её одежд, лицо казалось бледней и печальней.

– Ты обязательно об этом узнаешь. – сказала она. – Всему свое время. А теперь иди домой и не оборачивайся. Потапыч пойдёт с тобой.

Мираж растаял. Ванда стояла на лесной поляне, в верхушках сосен золотились лучи восходящего солнца. Откуда ни возьмись, на поляну выбежал огромный бурый медведь, но Ванда не испугалась, а лишь кивнула ему, как старому знакомому.

Как и обещала Световита, медведь довёл её до края леса, к жилым дома, и заревев, словно попрощавшись, вперевалку направился обратно в лес.

– Съем свою рубаху, если этот медведь не заколдован, – прошептала вслед Ванда.

***

Едва она переступила порог, как в сенях возникла Яра, сердитая, с растрепанными кудрями. По всей видимости, она давно поднялась с постели, но из одежды на ней была лишь длинная сорочка в крупный горох с пышными прозрачными рукавами. Правильные черты лица исказила гримаса гнева.

– Где ты была? – Спросила она, уперев руки в бока, – Как ты посмела уйти ночью из дома? Приличной девушке негодно так поступать! – Мачеха предупреждающе подняла вверх указательный палец. – Не спорь! – Голос ее сорвался на крик. – Ты только посмотри, что о тебе пишут в "Колоколе"! Это… – она помахала перед её лицом свернутой в трубку газетой , – все эти заговоры и снадобья… Тьфу! Да тебя люди стороной обходят, как какую ведьму! А отец знаешь сколько приданого за тебя дает?

– Яра, что ты так кричишь? – Сонным голосом спросил Бакуня, спускаясь к ним по лестнице в наспех накинутом халате.

Он был на десять лет старше жены, худой, жилистый и очень высокий. Волосы давно поседели, но глаза-изумруды по прежнему блестели озорным блеском. Яра крепко любила мужа и потому считала, что его нужно держать в ежовых рукавицах.

– А ты полюбуйся, Бакуня! – Причитала она. – Заявилась под утро, живого места на ней нет! А знаешь где была? Не иначе, как с полюбовником Ильей встречалась! – Лицо матери покрылось красными пятнами. – Ты-то понимаешь что это значит? Сманит он ее на границу, останутся от девки одни косточки! Даром позволил ты ей ведьмовству обучаться…

Взгляд отца скользнул по тонкому стану дочери.

– Иди к себе! – гаркнул он.

Таким сердитым Ванда его ещё не видела, а потому спорить не стала, взлетела по ступенькам наверх и затаилась, припав ухом к двери.

– Ты права, – вздохнул он, обращаясь к супружнице. Он-то и сам жалел, что, последовав увещеваниям покойной матери Ванды, отдал девчонку в чародейскую грамоту. – Выйдет замуж – дури у нее поубавится.

– Гляди, сбежит она со своим Илией, наплачемся. – Подначивала Яра.

– Что ты тогда предлагаешь? – Озадаченно спросил Бакуня.

– Коли не хочешь, чтоб с Ильей сбежала, с замужеством не тяни. Свадьбу сыграем, и тогда уж никуда она не денется. – Ответила Яра.

Услышав эти слова, Ванда рухнула на кровать, и зарыдала, не сдерживая горечи. Даже признайся она отцу, что Илья нашёл другую невесту ни к чему это не приведёт.

Переубедить можно было только Яру, но не Бакуню, однако Яра была настроена решительно, как никогда. Впрочем, скоро тайна ее решительности стала ясна, как день.

***

Отныне сватовство было в самом разгаре. Со всех краев съезжались сваты, желая составить для сыновей выгодную партию, а Ванда, к слову сказать, была одной из самых богатых невест не только в Лагвице, но и в округе.

Прошлым воскресеньем приезжал Данко-смолокур из Светлоярской деревни. Разоделся, как павлин, так ему хотелось понравиться дочери самого Бакуни. Надушился, надел порты суконные, белую рубаху красным шнурком подпоясал, а как за стол сели и невесту увидел – так все ложку со щами мимо рта проносил, на Ванду косился. Видимо, боялся, как бы заговора приворотного на пищу не начитала.

Что до заговоров – после рассеивания морока – слухов ходило не считано. Иной раз Ванде даже лестно было слышать о своих умениях от незнакомцев. Бывает, пошлет матушка на рынок, Ванда станет где-то в тени, надвинет на лицо шляпу – слушает и хихикает. В прошлую седмицу она своими ушами слышала, как две бабы пересказывали друг другу очередные сплетни. И Ванду (как же без этого) упомянули.

– А я тебе говорю, – вспомнились ей слова усатой, с бородавкой на горбатом носу, – ее то рук дело! Порося издохло, корова не доится, всех курей кто передавил… В церковь ходила, а ей хоть бы хны!

– Да ты что, – ахнула вторая, с жабьими глазами, – а это, – указав на нос собеседницы, она снизила голос до шепота, – тоже она навела?

Усатая оскорбленно поджала губы и отвернулась, сцепив на груди крючковатые пальцы.

– Она не она, – подбочинилась к ней товарка, – а ребёночку-то хотя б не навредила.