Ванда Здорная и Колдовские свитки

Полезла ведка в топь, сандалики ухватила, тащит, а они будто смолою приклеены… А Дорогомиловична тут как тут ( и платья вымазать не боится). В спину дышит.

– Зачем же вы в топь забрались? – удивилась ведка; Златославка как засмеется… вокруг рта ни морщинки, словно не лицо то вовсе, а маска из человечьей кожи… А потом вдруг как вцепится зелёными лапищами в ведку… Досада закричала, оттолкнула Нечистую и к суши бросилась, только бывшая Дорогомиловична, а теперича девка болотная, проворнее оказалась. Схватила ее за косу и за собою на дно поволокла…

***

Дожидаясь пока все уснут, Ванда собрала колдовские предметы, которые могли пригодиться, сложила в свою холщовую сумку и села на постель, обхватив руками колени. Округлый светильник из горшочной глины бросал по комнате причудливые тени. В ночной тишине она слышала , как ругаются родители, как на чердаке похрапывает домовой Кузьмич и как гулко бьется ее собственное сердце.

Когда ругань умолкла, и терем погрузился в сонную тишину, Ванда отворила оконную створку и скатилась кубарем по покатой крыше.

Лес она преодолела скоро, не испугал её ни шорох гадюки под ногами, ни внезапно заухавший филин. Но чем ближе подходила Ванда к Пустоши, тем сильнее охватывал её липкий страх, не схожий ни с каким другим страхом. Ванда чувствовала взгляд невидимых злых очей, глядевших на неё со всех сторон.

Деревья расступились, оказалась она перед Пустошью, и от этой картины захватило дух. Совершенно голая земля, без единой травинки, вся потрескалась от палящего солнца. Посреди поляны застыли каменные языческие боги, возвышающиеся над Пустошью, словно хозяева. Вдалеке, будто груда костей, виднелись руины старого склепа. Поговаривали, что в каждый пятый день седмицы, выходит из него неупокоенный мертвец, чтобы напиться крови несчастных, приходящих в Пустошь за колдовской помощью.

Ванда сделала шаг, и тут же под ноги ей бросилось нечто невидимое, мягкое, но отвратительно холодное.

– Чур меня! – заорала Ванда, отпрыгивая назад. Краем глаза она уловила какое-то движение у склепа и ощутила ползущий по спине холодок.

Сунув руку в карман, она нащупала головку освященного мака, и двинулась вперёд, подавив трусливое желание дать деру так, чтобы сверкали пятки. Каждый шаг давался ей с трудом, ноги путались и запинались. Пустошь яро стерегла балийское капище.

Высеченный Перун смотрел на неё сурово, у каменного жертвенника валялись черепа животных, мелкие монеты, воткнутые в землю ритуальные ножи поржавели от времени и дождей…

Ванда застыла, размышляя и тут же встрепенулась. Мак – сильное средство, но достаточно ли его магии, чтобы уберечь её от нечисти после полуночи? Она вновь с тревогой взглянула в сторону кладбища. Оно уже вышло из склепа и бродило за оградой, принюхиваясь.

Вытряхнув содержимое сумки , Ванда с ужасом осознала что забыла корень чертополоха. Нутром она чувствовала враждебность Пустоши, и не медля боле ни секунды, принялась чертить в воздухе защитные обереги.

То, что ждало у склепа метнулось было вперёд, но полночь ещё не наступила, и яростно взвыв, оно возвратилось к усыпальнице.

Наконец, когда защитные знаки подействовали, Ванда опустилась на колени у истукана, и лишь сцепила зубы, когда острым лезвием полоснула себя по ладони. Багровые капли оросили землю…

– Мяу! Мяу!

Невесть откуда взявшаяся кошка с облезшим хвостом настойчиво пыталась пробиться сквозь наведенные Вандой чары. Ванда подняла с земли камень и бросила. Кошка не убежала вопреки её ожиданиям, а с остервенением бросилась невидимую стену, шипя и по кошачьи ругаясь. Ванда подумала было, что бедное животное так же, как и она чует существо, притаившееся у склепа.

– Во имя Перуна, Сварога и Велеса! Кровь моих предков чистая, помыслы мои светлые! Именем Сварога – людского отца, небесного кузнеца, да именем Даждьбога, небесного солнца, именем Перуна Громовержца. – Начала Ванда. Кошка одурела. Она рвала и царапала воздух, её мяуканье превратилось в вой. – Сварог ты, Сварог, отделяешь ты Правду от Кривды, как Даждьбог ночь от солнца дневного отделяет, как Перун Явь и Навь разделяет. Силой Огня Небесного, Силой Земли Матушки, Силой неба и света, пусть сгорят все чары черные, пусть сгорят слова все злые, пусть присухи Навьи исчезнут в Огне Божественном. Небо ключом моим будет. А Земля ему замком. Да сбудется все, что мною сказано».

Кошка сжалась в комок, заплакала, почти, как человек. Сердце колдуньи дрогнуло и она бросилась к наведенной стене, чтобы спасти животное.

– Стой! – Голос, подобный грому, не то мужской, не то женский раздался у самого уха и ноги словно окаменели. Пелена с глаз спала.

Мертвец стоял у невидимой преграды, и пытался найти прореху в наведенных чарах, а кошка терлась и мурлыкала у его ног.

В желудке у Ванды все перевернулось – стоило ей лишь приглядеться и она увидела равную рану в боку у твари, где уже копошились черви.

– Догадалась, ведьма! – Проговорил он, растягивая синюшные губы, обнажая сгнившие пни зубов. И воздух колыхнулся под его напором. Чары пошли рябью.