А белые хотят добить тех, кто еще держится на воде: из-за мыса выскакивают их корабли, швыряют на головы людей пригоршни равнодушных пуль.
Только запоздали: снаряды миноносцев уже вырыли яму там, где была батарея, и теперь, бешеные от ярости, корабли красных бросаются вперед, кромсают борта вражеских кораблей длинными очередями, рвут снарядами обшивку.
А катера-истребители вытаскивают из воды живых.
— Потерпи, Миша, скоро и к нам подойдут,— говорит Ефим Гвоздь.
Нет Миши. Пуля впилась ему в висок.
Катер-истребитель рядом. С него тянутся руки друзей.
— Внимательно смотреть! Может, еще кто жив! — приказывает командир катера.
Белеют спасательные круги. Покачиваются на волнах черные бескозырки. А людей не видно.
— Маркин? — спрашивает Ефим.
Командир катера молчит...
Ночь темная, безлунная. Звезды — как волчьи глаза: злые и зеленоватые. Как ненавидел Василий и это равнодушное небо, и эти бесстыжие гляделки-звезды!
В ту ночь ему все было ненавистно: и корабль, в кубрике которого расположился он с товарищами, и даже хозяева кубрика, молча сидевшие на рундуках. Эта уродина цела, плавает, а красавец «Ваня Коммунист» потоплен! Эти вон сидят, глаза таращат на чужую беду, а Маркина нет!.. Нет Маркина, Макара Петровича, Миши Хлюпика и многих других...
Только напрасно злился Василий на товарищей, напрасно называл уродиной миноносец. Никого не радовала победа. Никто из моряков Волжско-Камского отряда не спал в эту ночь.
Не спал и командующий. Он писал. Писал долго, мучительно подбирая слова. Несколько раз перечеркивал написанное, начинал заново.
Командующий вздохнул, нажал кнопку звонка. Когда вошел дежурный, отрывисто приказал:
— Немедленно передать.
ЭПИЛОГ
Корабли Волжско-Камского отряда идут мимо Малиновского мыса, у которого лежит обгоревший корпус «Вани Коммуниста».
— Вечная память героям! — торжественно командуют на флагмане.
Сегодня, в ночь на 18 октября, намечена боевая операция.
— Если мы удачно выполним ее, это будет лучшей местью за «Ваню Коммуниста», товарища Маркина и других.
Так сказал командующий.
Темень — непроглядная. Три миноносца помигали фонарями клотиков и ушли вверх по реке. Фарватер не обозначен белыми и красными бакенами. Но у рулей встали опытнейшие водники Камы. Они и с завязанными глазами проведут пароход по родной реке.
Ни на одном перекате миноносцы днищем по песку не чиркнули!
Так же благополучно проскочили и линию фронта. Наконец, впереди показались тусклые огоньки пристани Гольяны. Здесь, по данным разведки, должна стоять баржа с заключенными, о которой со страхом и ненавистью говорили жители всех прибрежных городов и деревень.
Головной миноносец подходит к ней.
— Кто идет? — окликает часовой с баржи.
Миноносец швартуется. На палубу баржи солидно спускается морской офицер, небрежно козыряет.
— Где начальник конвойной команды?
— Их благородие отдыхают на буксире, — отвечает начальник караула и кивает в сторону силуэта, чуть заметного за кормой баржи.
Офицер молча возвращается на миноносец. Но пока он разговаривал с начальником караула, на баржу скрытно высадились матросы. Когда миноносец швартовался к буксирному пароходу, конвойная команда на барже была уже разоружена.
А на буксирном пароходе морской офицер, брезгливо осмотрев каюту капитана, процедил сквозь зубы:
— Их превосходительство приказали немедленно всех арестованных доставить к нему. Берите баржу на буксир.
Испуганно бегали глаза капитана буксира. Он рад бы скрыться, как это успел сделать начальник конвойной команды, но как скроешься, если рядом стоят здоровенные матросы и смотрят на тебя недобрыми, настороженными глазами?
Буксир подошел к барже, и скоро она снялась с якоря.