Ваня (СИ)

- Какая разница, как его зовут! - сердится лейтенант. - Пусть лезет на бруствер.

Капитан качает головой.

- Нет, так не годится. Ведь мальчишка совсем. Он просто испугался. Обыщи-ка его.

- Сам обыскивай, не было охоты, - отворачивается лейтенант.

Капитан лезет в карман солдата и достаёт вчетверо сложенный лист серой бумаги.

- Так я и знал! - радостно восклицает он. - Это же заявка на постановку на довольствие! Ты из вновь прибывших? Тебя послали встать на учёт?

Солдат кивает головой

- Чего же ты сразу не сказал! Вот, балда! Мы взаправду могли тебя порешить! Ну, хорошо, что хорошо кончается. Знаешь куда идти?

- Нет.

- Значит так, идёшь до того места, где мы тебя взяли, там налево и дуешь до самого конца. Увидишь блиндаж, смело заходи. Там тебе объяснят, что делать.

- Капитан, ты отпускаешь его? - испуганно удивляется лейтенант.- За неисполнения приказа знаешь, что с нами будет - трибунал.

Не обращая внимания на лейтенанта, капитан обращается к солдату:

- Всё ж-таки, тебя как звать-то?

- Ваня, - тихо выдавливает из себя солдат.

- Иди, Ваня, иди. Будь здоров и не кашляй.

Когда солдат скрывается за поворотом, капитан резко оборачивается к лейтенанту, берёт его за грудки и начинает его трясти:

- Тебе что, сволочь, крови мало?

- Ведь, приказ!

- Приказы тоже разные бывают. Этому парню жить осталось сутки, так пусть хоть немного по земле походит.

- А вдруг генерал узнает?

- Не узнает. Он уж забыл об этом. А ежели чего, скажем - расстреляли, - говорит капитан и выпускает из автомата очередь в воздух.

Эхом ему отвечает немецкий пулемёт.

* * *

Едва командующий фронтом покинул землянку, медсестра Нина вышла из укрытия. Она решительно подходит к столу, за которым, зажав руками голову, сидит генерал армии Ерёменко, и смотрит на его затылок. Генерал поднимает глаза и вздыхает:

- Война, ничего не поделаешь.

- Как хочешь, - поджав губы, говорит девушка, - а я пойду собирать раненных.

Генерал вскакивает:

- Дура! - с озлоблением выкрикивает он. - Долго ты будешь меня мучить?

Девушка делает шаг назад. Генерал протягивает в её сторону руку:

- Погоди, Нина. Пойми, я люблю тебя. Мне без тебя не жить.

- Чего ты боишься?

- Тебя убьют.

- Ну и пускай, но хоть одну жизнь, да спасу, - сердится девушка.

- Ты и вправду - дура! Хочешь умереть - иди.

Нина топает ногой и убегает.

0x01 graphic

Личному составу ополченцев, которым предстояло своими телами разминировать полукилометровый коридор для наступления основных сил армии, генерал Ерёменко приказал устроить помывку. Хозяйственники уже отложили для них новое нательное бельё, но примчался сержант Трушкин и всё переиначил. Новое бельё генеральский служка распорядился поменять на чистое, но стиранное и штопанное. Особо свежие шинельки солдат сдали на склад, а вместо них выдали "церковные" - то есть снятые с убитых, выстиранные и залатанные в стенах церкви деревни Поливаново. С обувью - та же история - хорошую "заначили до лучших времён", а вместо неё ополченцам выдали старенькие валенки на том основании, что в них легче перемещаться "по пересечённой местности".

Как бы в оправдание Трушкин распорядился накормить ополченцев до отвала. Опытные солдаты удивлялись:

- Как же так? Что же они в атаку пойдут с полными животами? Ведь не положено.

- Это пожелание генерала армии товарища Ерёменко, мне что сказать ему, что вы отказались выполнять? - загадочно ответил сержант Трушкин и ушёл, насвистывая мотив известной песенки.

- Неплохо мужик устроился, - завидуют ему солдаты хозвзвода.

Сто грамм водки на брата и хорошая закуска сняла у ополченцев все вопросы, даже такой принципиальный - когда им вернут винтовки, отобранные после выгрузки из эшелона.

- Не волнуйтесь. В нужный момент выдадим. А там, кто знает, может начальство распорядится вооружить вас ППШ, - сказал незнакомый офицер и почему-то засмеялся.

После полуночи их стали разводить по точкам, откуда утром им предстояло двинуться в атаку. Оружие им так и выдали.

0x01 graphic

Кромешная тьма, изредка разрываемая вспышками немецких осветительных ракет и цепочками трассирующих пуль. Холод, давящий сверху, и собачий холод, идущий от сырой земли, сковывают тело и мысли. В голове Вани Самоверова с трудом проворачиваются отдельные воспоминания: вот, ему чудится мамин голос:

- Темень, хоть глаз выколи. - Однажды дома он проснулся посредине ночи и услышал эти слова. Они были произнесены ею с такой невыразимой тоской, что даже сейчас у Вани от жалости сжалось сердце. "Бедная мама!" - думает он. Следом его воображение рисует девочку, с которой ему довелось сидеть рядом в кузове грузовика, вёзшего их в пионерский лагерь. Образ девочки расплывается, зато ощущения, которые Ваня испытал в связи с этим соседством, были остры и свежи, будто он только что соскочил с грузовика. Ваня переступает ногами, обутыми в старые валенки, но ног не чувствует. Он решает больше не двигаться.

- Не спать! Не спать, мать вашу! - как будто издалека, слышит Ваня командирский голос. "А я и не сплю" - отвечает ему Ваня про себя.

Но командир продолжает тянуть:

- Не спать! Не спать, мать вашу!