Ваня (СИ)

- Кто недоволен, может остаться на берегу, - говорит капитан Сосновский.

Матросы ворчат.

- Чего они, сволочи, белены объелись? -

- Пусть пожрать сначала организуют.

- Что вы за люди такие? - хрипло спрашивает капитан. - Для нас тут еды нет. Они сами пухнут с голоду. Собак всех поели. Мы должны разгрузиться и идти на Ленинград. В городе найдём харч и отдых - слово капитана. А теперь слушай команду: отдраить трюмовые, приступить к выгрузке спецконтингента.

Темнеет так быстро, будто сверху льют тёмно-фиолетовое чернило. Отражённый от воды свет невидимой луны тускло освещает баржу, отваливающую от берега, на котором всюду виднеются чёрные холмики спецконтингента - бывших пассажиров баржи.

Капитану Сосновскому картина напоминает лежбище тюленей. Он ходил на Севера, знает. Матросы стараются в ту сторону вообще не смотреть. Судьба беспомощных калек, оставленных на берегу, им безразлична. У них своя забота - быстрее добраться до Ленинграда.

* * *

Ранним утром из лесу выкатывается жердевая телега, запряжённая рыжей худой кобылой.

- Тпр-р-р, - натягивает вожжи возница - человек явно духовного звания, в длинном чёрном платье и шапочке, и, обернувши голову назад, говорит:

- Приехали, Ника Алексеевна. Подымайтесь.

Из телеги высовывается женская голова в красном клетчатом платке.

- Вы уж, будьте так любезны, как-нибудь пошибчее, - просит возница. - Сами понимаете, коли спохватятся, что мы без разрешения пределы монастыря покинули, тады мне, а в особливости вам, несдобровать.

- Знаю, Миша, не волнуйся. Я быстро, - говорит женщина и соскакивает на землю.

Быстрым шагом она обходит покрытых утренним инеем, неподвижно лежащих людей. От сильного ветра полы её белого халата, надетого на демисезонное пальто, развиваются в разные стороны.

- Ваня, - кличет она сначала тихонько, а потом всё громче и громче, до срыва голоса. - Ваня Самоверов! Ваня, откликнись!

Заметив поднятую руку, она подходит и долго всматривается в лежащего человека. Постепенно её лицо светлеет. Она присаживается над чёрным холмиком.

0x01 graphic

- Ваня, это я, Ника Алексеевна. Не узнаёшь? Ты учился в моём классе. Вспомнил? Ах, да ну ладно. Главное - я тебя вспомнила. Как увидела твою фамилию в списке, сразу поняла, что это ты. Ну, теперь всё - устрою тебя наилучшим образом. Не говори ничего. Миша! - машет она рукой извозчику. - Нашла. Помоги положить на телегу. Может, ещё одного заберём?

- Вы клячу мою видали? - сердится Миша.

0x01 graphic

В бывшей келье отца эконома Валаамского монастыря, ныне в палате N 14 специнтерната инвалидов-ампутантов двое: Ваня Самоверов и Паша Филиппов, герой Советского Союза, бывший лётчик 813-ого истребительного полка, сбитый в воздушном бою под Берлином и оставшийся жить без ног, без рук, почти глухим и полуслепым.

Эти двое считаются одними из самых тяжёлых больных. Этим объясняется то, что они лежат вдвоём в помещении, позволяющем разместить, как минимум, ещё одну кровать.

Устремив взгляды в потолок, они ведут разговор.

- Интересно, когда нас мыть повезут: до прогулки или после? Хорошо бы до прогулки, - говорит Паша Филиппов.

Ваня вздыхает:

- Какая разница?

- Ты чего, Вань? Может, ты передумал? - с тревогой спрашивает Паша Филиппов. - У меня надежда только на тебя. Без тебя мне никак.

- Ничего я не передумал. Ты сам-то как, готов? Может, дождёшься жены - говорят, вот-вот должна приехать?

Паша Филиппов скрипит зубами:

- Как друга просил, о жене ни слова. Эх, ты! - отворачивается Паша Филиппов.

В комнату входит солдат-срочник в белом халате:

- Самовар, на выход. Ника Алексеевна приказала тебя первым в моечную доставить, потом, Паша, тебя.

Солдат подходит к Ване, бесцеремонно скидывает с него одеяло и берёт его на руки. Увидев, что Ваня покраснел, снисходительно говорит:

- Ты, чего, Вань? Стесняешься, что ли? Зря. Ника Алексеевна всякого насмотрелась.

Ваня готов потерять последнюю руку, но ни за что не признается в том, что на самом деле заставило его покраснеть.

0x01 graphic

Ника Алексеевна всегда сама мыла закреплённый за ней контингент. Во время последней мойки Ваня вдруг обратил внимание на то, что ему как-то по-особенному приятны касания Ники Алексеевны к его обрубленному телу. От удовольствия он даже прикрыл глаза. Когда рука Ники Алексеевны задела низ его живота, внутри у него возникло страшное напряжение, заставившее его прогнуться. Он перестал дышать. Перед глазами поплыли туманные круги. Потеряв над собой контроль, Ваня даже застонал. Закончилось это довольно неожиданно, его тело обмякло, будто из него вытащили затычку. Ваня почувствовал страшную усталость и следом за этим ни с чем не сравнимый стыд, от которого он не сразу смог открыть глаза. Но когда он их открыл, уверенный в том, что увидит рассерженное лицо Ники Алексеевны, то с удивлением обнаружил, что та продолжала им заниматься с таким видом, будто ничего не случилось.