Ваня (СИ)

- Ты бы ещё ночью припёрлась, - ворчит она. - Я не железная, чтобы сутки напролёт печку топить.

- Нам пар не нужен, - миролюбиво отвечает Варвара Ивановна, предавая банщице 10 копеек за себя и 5 копеек за сына. - Мы тазиками обойдёмся. Не сердись, Матвеевна, мне обязательно нужно помыться: завтра еду брата хоронить.

- Вот те раз: брат-то молодой?

- Немного старше меня.

- Молодой, значит. И что случилось?

- Убило его: ехал в поезде в Москву, а со встречного состава доска свесилась и прямо ему в горло вошла, - Варвара Ивановна на себе показывает то место, куда вошла доска.

- Ай, я-яй! - крутит головой Матвеевна, - Вот, горюшко-то, какое! Надо же было такому случиться.

Глаза Матвеевны покрываются мечтательно пеленой:

- Хотя, с другой стороны, - рассуждает она, - секунда и нет тебя! Красота! Лично я не против так помереть - самой не мучиться и других не мучить. Как считаешь?

- Не знаю, может быть, - не уверенно соглашается Варвара Ивановна. - Ну, так мы пошли раздеваться?

- Идите, токмо не долго, а то я вас чертей знаю, как начнёте почём зря воду лить - не остановишь.

Стены небольшого предбанника плотно увешаны верхней одеждой посетителей. На деревянных лавочках приготовлено чистое бельё. Грязный кафельный пол устлан газетами. Варвара Ивановна с трудом отыскала свободное местечко. Под ноги она разостлала принесённую с собой газету, чтобы на ней раздеться.

В этот момент шумно открывается дверь моечного отделения. Вместе с клубами белого плотного пара в предбанник входит женщина. Вслед ей несётся из глубины бани голоса:

- Мать твою, зараза! Закрой дверь! Всё тепло выстудишь!

Женщина смеётся и со всей силы хлопает дверью. Удар сотрясает баню. Женщина бежит на цыпочках, взвизгивая в такт шагам:

- Опа, опа, опа!

На удар дверью показывается недовольное лицо Матвеевны:

- Что? Кто? Как не совестно! Ох, мать, сколько газет-то набросали! Ого, даже "Правду" не пожалели! Я вот сообщу, куда следует, будете знать, как "Правду" топтать. И хватит тут задницей вертеть - видишь: здесь ребёнок! - кричит Матвеевна на голую женщину.

Женщина смеётся.

- Матвеевна, да какой же это ребёнок? - говорит она - Посмотри, как он на мои сиськи глядит.

Женщина вешает полотенце и, сомкнув в кольцо руки над головой, как это делают балерины, встаёт в позу.

- Тьфу, ты, одно слово - шлында, - плюёт Матвеевна и уходит.

Варвара Ивановна смотрит на женщину с укоризной.

- Постыдилась бы! - говорит она.

- А нечего мужика в женскую баню водить.

- Да, какой же он мужик? Ему двенадцати нет.

- Эх, мамаша, нынче десятилетние мальчишки норовят на бабу залезть, а в двенадцать уже само собой. Гляди, как твой на меня смотрит! - смеётся женщина, показывая на Ваню пальцем.

Ваня сто раз мылся с мамой и никогда не обращал внимания на особенности женского тела. А сегодня с ним что-то произошло..., что-то странное, будто у него на глазах кто-то шторку отодвинул.

Он разглядывает голую женщину и не может оторвать от неё глаз, настолько она кажется ему красивой.

- Вань, ты это чего? Очнись! - испуганно говорит Варвара Ивановна и, схватив сына за руку, силой уводит в моечную.

Через пять минут они возвращаются. Варвара Ивановна тумаками гонит сына перед собой и кричит:

- Ах, ты, бесстыдник бессовестный! Ах, ты развратник малолетний. Вот, я расскажу твоему отцу, что ты тут учудил! Он тебе даст!

0x01 graphic

Всю дорогу до Тарасовки, с многочисленными пересадками с транспорта на транспорт Ваня мучил родителей вопросами о дяде Володе. Его интересовало, что значит - умереть, и для чего умерших нужно закапывать в землю или сжигать? Ответы взрослых его не устроили. В конце концов, Ваня решил расспросить обо всём самого дядю Володю - уж он то, наверняка, должен знать о смерти всё.

Деревня Тарасовка начинается сразу за одноимённой железнодорожной станцией и тянется вдоль Ярославской дороги на добрый десяток километров деревянными избами-близнецами, Дом покойного находится в самом центре деревни. Из-за отсутствия тротуаров, пришлось идти по дороге. Сплошные ямы и островки, вымощённые грубым булыжником, делали её для пешехода пыткой. Хорошо ещё, что автомобилей практически не было.

Самоверовы идут посредине дороги. От усталости - шутка ли 15 часов в пути (!) - они молчат. Даже Ваня перестал задавать свои глупые вопросы. Михаил Герасимович, кажется, и вовсе дремлет на ходу. И когда сзади раздаётся резкий звуковой сигнал и скрип тормозов, он вздрагивает и, беспомощно улыбается.

Перед ним остановился рычащий и дышащий жаром капот грузовика, обмотанный промасленным, стеганым чехлом. Открылась водительская дверь. За ней на половину выросла фигура шофёра. Лицо у него испачкано чем-то чёрным, будто сажей.

- Мужик, тебе, что жить надоело? Уйди с дороги! - кричит он.

- Дорога широкая, проезжай, себе на здоровье, а мне и тут хорошо.

- Так ведь, ямы кругом.

- Мне-то что? - отвечает Михаил Герасимович.

- Мужик, ты псих? - нервничает шофёр. - Уйди от греха! Задавлю!

- Дави, - спокойно говорит Михаил Герасимович.

В разговор вступает Варвара Ивановна:

- Миша, уйди от греха подальше.