Vanitas

Сейчас, по логике террина, она должна возликовать и рассыпаться в низких поклонах и благодарностях, но Люция не шелохнулась.

Обмерла на месте и побелела лицом.

На уровне чутья свербела настойчивая мысль: вживление силы в уже наполненный магией «сосуд» кончиться плохо для любого существа. Герцог считает её человеком, но она — полукровка…

— Боишься? — расценил по-своему её замешательство и подошёл ближе. Понизил голос. — Не стоит. Молодым людям проще адаптироваться под силу. Выживают почти все. А вот со старикам — проблемы. Мать близнецов Диметрис трансформацию не пережила.

— А… — Люция лизнула пересохшие губы. Она рисковала, задавая этот вопрос, но по-другому не могла: — Что случиться, если террин попытается вживить в себя чужую магию? Он станет сильнее?

Глаза невольно скосились на кристалл у герцога в руке и уставились, как на поганую гадюку. Роскошный блеск и красота предмета больше не вызывали в девушке восхищения.

— Он умрет, — убил надежды брат императора. — Две полярные силы разорвут его тело на части. Думаешь, наши предки не пытались такое проделывать? — он цинично усмехнулся. — Пытались. И погибли. Это Прародители-Духи могли высасывать из недругов силу и увеличивать собственную мощь, без какого либо риска. Мы, их дети, утратили «пластичность» во всем. Взгляды закостенелые, тела неизменчивы. И я не про человечий облик, навеянный частичным мороком, а про истинный. После определённого возраста — его не трогает время, а годы выдают лишь глаза. Люди другие, — с затаенной печалью отозвался Рагнар. — Живые. Смертные. И могут приспособиться к чему угодно. Они не цепляются за магию и никогда не вымрут, в отличие от нас. Так что тебе нечего бояться.

Он взял её за запястье и вывел в центр зала, к выжженной в полу сложной пентаграмме. Люция покорно брела за ним, как бычок на заклание. Даже мысли не возникло взбрыкнуть, отказаться, сбежать.

Куда она побежит? Впотьмах, по крутой лестнице…

Да и герцог не даст ей улизнуть. Он поклялся «сделать мага» и исполнит это даже насильно. Одна возможность избежать незавидной участи — признаться, что она полукровка и уже имеет дар. Что семь лет водила всех за нос. Что она… фарси.

Тогда быстрая смерть покажется ей милостью.

«Что делать? Что?!».

Пока Люция паниковала, Рагнар подобрался неприлично близко: на расстояние поцелуя.

— Ты готова? — спросил он и поднял кулак с кристаллом на уровень её солнечного сплетения.

— Нет, — сглотнула Люция.

Улыбка мелькнула на тонких губах.

— Правильно. К боли нельзя быть готовым.

Между ними точно промелькнула искра. Губы герцога зашевелились, но девушка не слышала ни слова: камень сиял звездой, и из него к Люции тянулись едва заметные фиолетовые потоки. Точно перышком коснулись груди, растеклись по рукам, впитались в кожу, кровь, кости, наполнили всё удивительным светом, тёплым, терпким и сладким, как игристое вино…

Как год-ши.

— Не надо!

Она отшатнулась, выгоняя чужую магию, но Рагнар схватил её за горло, вжал пылающий булыжник меж грудей и запел заклинание быстрее. Приятное тепло сменилось жаром, обожгло внутренности, раскалило добела. Кристалл ушёл под кожу, кости засияли, фиолетовая вспышка рванула по телу выжигающим пламенем, и Люция закричала.

Глава 9. Темница

Люция умирала. Боль вгрызалась в неё стальными клыками, раздирала плоть, крутила кости.

Вся её жизнь — поток бесконечных тупых истязаний, но сегодняшние муки затмили все. Пытки в сельской темнице, тумаки крестьян, удары камней о тело, купание в ледяной реке, издевательства Далеона и шайки — ничто в сравнении с болью от трансформации в химеру.

Герцог не мог облегчить её страдания целительной магией. «Опасно вмешиваться в процесс адаптации» — сказал он.

Герцог уверил, что это пройдёт, нужно лишь терпение и время.

Герцог заставил её принести клятву, как только она очнулась, ещё там, на ледяном полу башни. Заставил, в полуобморочном состоянии, поклясться, что она не выдаст его тайны и будет преданно служить.

У него, видно, ни терпения, ни времени — нет.

Люция скатилась с постели и упала на плитку пола. Холод приятно обжег пылающую кожу. Но этого казалось невыносимо мало.

Что-то на периферии зрения тускло засияло голубовато-сиреневым светом. Люция нахмурилась и повернула голову.

Сияла её рука. Обе. Это кости и вены просвечивали через кожу, переливались двумя цветными реками, синими и фиолетовыми. И, как масло и вода, никак не могли смешаться.

Это и убивало Люцию.

Если две магии, её родная и сприггана, не сольются — она умрёт.

Девушка горько истерично рассмеялась. По щекам в рот покатились солёные слезы.

— Не могу больше…

Она столько пережила — и всё зря.

Хотелось сдаться и опустить руки. Закрыть глаза и уплыть в вечный сон.

Но даже об этом оставалось только мечтать: болело абсолютно всё. И самое паршивое — боль не накатывала волнами, не давала краткой передышки, ложной надежды, а грызла, грызла и грызла. Постоянно. Неустанно. Словно тварь, у которой никак не отсохнут челюсти.

Люция держалась изо всех сил.

Старалась убедить себя, что справится. Сможет.

Нужно только перетерпеть.