Я о всём об этом не знал – в лазарете не разгибая спины работал. Раненых было много, а медикаментов – мало.
- Родион, тащи спирт, - отдал я приказ Малиновскому.
Что его жалеть, а раненым при перевязках и удалении осколков всё легче будет. Понятно, что это не лучший выход из сложившегося положения, но хоть что-то.
- Мало спирта, Иван Иванович…
- Пусть из лагеря коньяк тащат…
Я знал, коньяка - в лагере много. Солдатам достался весь запас из подвала офицерской казармы. Там ещё и консервы были, и сейчас их мои больные и увечные получали.
- Всё принесём…
Малиновский убежал.
- Потерпеть надо… - увещевал я своих пациентов.
- Терпим… - сквозь зубы раздавалось мне в ответ.
К рассвету у меня уже глаза закрывались и руки плохо работали. Не железный же я. Это ещё, хорошо, что золотые зверьки меня поддерживали. Амулеты бьярмов сейчас русских солдат спасали через мои труды.
- Последний, - шепнул мне младший фельдшер. – Всё, Иван Иванович.
Всё… Последний.
Я как стоял, так и присел на подставленный мне табурет. Сил у меня больше не было.
Глава 33
Глава 33 Снова под обстрелом
Долго поспать у меня не получилось.
Новый день в Ля-Куртине начался с обстрела. Даже не день, а утро.
Сегодня снаряды летели в казармы пятого и шестого полков. Наверное, тот, кто командовал артиллерией, план нашего лагеря карандашиком на квадратики расчертил. По этим квадратикам артиллерия и работала. Вчера – по одним, а нынешним утром – по другим.
Здания казарм рушились, но особых пожаров не было. Гореть было много нечему. Сами наши казармы были каменные, только потолочные перекрытия – деревянные. Двуярусные кровати у нижних чинов и одноярусные у офицерского состава – железные. Железо тоже возникновению пожара не способствует.
Да, местами дымило, но – недолго.
Снарядов французы не жалели. Убитых и раненых было много.
Как мне пострадавших лечить? Молитвами или заговорами? Перевязочный материал и медикаменты у меня почти все закончились.
Среди санитаров и фельдшеров тоже были потери.
Вот ведь, глубокий тыл, а бригада тает как кусочек сахара в стакане горячего чая. Если бы ещё от германцев, нет – от самых что ни на есть союзников.
Обстрел продолжался почти до обеда.
Через полчаса, после того как пушки замолкли, в лагерь приехал очередной посланец от Занкевича.
Что, мозги на место встали? Сдаваться не надумали? Час у вас на всё про всё. Не выйдите – обстрел возобновится.
Отрядный комитет несколько дрогнул – слишком уж велики были наши потери. Ещё и некоторые раненые вчера, сегодня душу Богу отдали. Без нормальной медицинской помощи одни бинты здоровье не поправят. Нет у меня медикаментов. Нет, нет и ещё раз нет…
Малиновский раненым весь спирт и коньяк споил. Нет у меня больше и спиртного. Стоны в лазарете стали громче.
Всем ротам и командам, медицинской в том числе, комитетом было сказано самим принимать решение. Решает какая-то рота из Ля-Куртина выйти – никто ей слова не скажет, не остановит и бранным словом не назовёт. Вольному – воля.
Кстати, в ротах после обстрела пошёл разброд. Всё больше стало недовольных голосов. Ну, что тут остались.
Было от чего. Воды – нет. Еды – нет. Если ранят – медикаментов нет. Артиллерия – обстрел ведёт. Пулемёты – от пушек не отстают. Руководство бригады – грозит всеми карами небесными.
Однако, в целом роты и команды не дрогнули. В течение часа, что ля-куртинцам был предоставлен, никто территорию лагеря не покинул.
В назначенное Занкевичем время обстрел возобновился. Пушечный и пулемётный. В лагере было много подвалов, теперь в них все, кто мог и набились.
Мой лазарет теперь тоже в подвале. Толку-то? Раненые один за другим умирают. Мучаются. Стонут. Горькую судьбу свою проклинают, жалеют, что сразу наповал их не сразило.
Вечером обстрел из орудий прекратился, а пулеметы – как одурели. Били, били, били…
Вопреки запрету солдатского комитета несколько смельчаков сползали к холмам и захватили пленных. Даже одного офицера. Нашего. Из фельтенцев.
После его допроса и узнали, что у Занкевича имеются особые списки. В первом – главные зачинщики мятежа. Так, то что сейчас в Ля-Куртине происходит, руководством бригады называется. В этом списке имена и фамилии всех членов главного комитета и комитетов полков. Сюда же включены и все председатели ротных комитетов. Это – список первой категории. Список второй категории – гораздо больший. В нём перечислены члены ротных комитетов и те нижние чины, что на собраниях выступали с требованиями отправить бригаду домой в Россию. Туда же попали солдаты, кто - против войны. Все остальные ля-куртинцы отнесены к третьей категории.
Пленный офицер же сказал, что Занкевичем было объявлено и наказание всем, в зависимости от категории. Первой категории – немедленный военно-полевой суд. Решение суда уже заранее известно – расстрел. Второй категории – ссылка в Африку или на дальние острова. Навечно или на время – тут пока вопрос не решенный. Третьей категории – принудительные работы внутри Франции. В Россию никого не отправят.
Вот так-то.