- Иди, - разрешил я. – На всякий случай револьвер возьми.
Револьверов этих у нас в лазарете – как у дурака махорки. И, подарки, это от раненых, и после умерших остались.
Я хорошие не велел сдавать, прихранить приказал. Пусть будут. Сколько раз уже на лазареты нападения германцев случались, а оружие, чтобы отпор дать, никогда лишним не будет. Пулемет у нас даже имеется, но об этом никому знать до поры не надо.
- Возьму, возьму. Ручные гранаты тоже…
- Не надо гранат. – я строго посмотрел на Родиона. Молодой он ещё, как бы плохого не наделал.
Охотники, в том числе и Малиновский, вернулись под утро. Я уже не спал.
- Что там?
- Французы окопов накопали, пулеметы везде установили. – Родион зевнул, ночь-то спать ему не пришлось.
- Пулеметы? – удивился я.
- Пулеметы, - подтвердил Малиновский.
Весь день работы на возвышенностях вокруг лагеря продолжались. Народу там, на мой взгляд, прибавилось.
Ночь прошла спокойно, а утром, где французы земляные работы вели, послышалось лошадиное ржание, грохот повозок, громкие команды.
Днём французы спустились с возвышенностей и продолжили рыть окопы ближе к лагерю.
В Ля-Куртине уже никакие занятия не проводились, все были под ружьем. Да, возникла ещё одна проблема – нам прекратили подвозить продовольствие и лагерь теперь жил на старых запасах.
Медикаменты у меня тоже были на исходе.
В траншеях, что сейчас стали ближе к лагерю, звучала не только французская, но и русская речь.
- Фельтенцы… - уверенно сделал вывод Малиновский.
- Откуда знаешь? – с недоверием посмотрел я на своего санитара. – Наши же это, фельтенцы, из бригады.
- Они… Из сознательных…
Я сходил за биноклем и начал рассматривать холмы.
Мля…
Пушки! Французы пушки устанавливают!
Они, что в нас стрелять собрались? Как в германцев?
Да, ну… Не…
Вечером лагерь облетела весть – Занкевич давал Ля-Куртину сутки на разоружение и выход из лагеря. Выходить из лагеря надо было по разным дорогам, а все винтовки и другое оружие полагалось оставить в казармах. В случае неподчинения Ля-Куртин будет подвергнут артиллерийскому обстрелу без всякой жалости.
Солдатам в окопах вокруг лагеря был отдан приказ стрелять, если ля-куртинцы к ним начнут приближаться.
- Эти стрелять будут, - заверил меня Малиновский. – Через одного – негры.
Глава 31
Глава 31 Эвакуация больных
Что-то мне говорило, наверное, мой внутренний голос – не побегут прямо сейчас ля-куртинцы сдаваться.
Дойдёт дело до обстрела артиллерией.
Плохо всё будет.
Появится много жертв…
Так, а с больными моими, что?
Большая часть из них пластом сейчас лежит. Начнут пушки нас снарядами засыпать, а они даже убежать спрятаться не смогут.
Я-то пока хожу, хоть каждый день возбудители испанки в мой организм попадают. Тут спасибо зверькам моим золотым – всех болезнетворных вирусов и бактерий, что в меня проникают, они сейчас быстро ликвидируют. Раньше такого не было, а тут они всё же приноровились. Персонал лазарета на меня уже косится – не колдун ли Иван Иванович какой, не заговоренный ли он? Все испанкой болеют, а его никакой леший не берёт…
Надо в солдатский комитет идти. Телеги просить. Попробовать вывезти пациентов лазарета из лагеря.
Не будут же в телеги с больными стрелять. Тем более, я их флагами с красным крестом оборудую. Настоящих санитарных телег у меня здесь нет, значит – устроим импровизацию.
В лазарет Фельтена ближе всего больных вывезти. Туда и попрошусь.
Ничего лучшего пока в голову мне не приходило.
В лагере наблюдалась нервозная обстановка. Кое-где почти митинговали.
Я прошел в барак солдатского комитета, объяснил ситуацию.
- Сдаваться мы не собираемся, винтовок из рук не выпустим, а больных, правда, лучше вывезти. Водопровод уже фельтенцы нам перекрыли, да и кормить больных надо… Тем более, Иван Иванович, что лекарств у Вас, как говорите, больше нет.
Водопровод – это плохо…
С кормёжкой – совсем беда. Мяса, муки – кончились запасы. Вчера весь день консервами мои пациенты питались. К тому же – по половинной норме выдачи. Сегодня утром – одним чайком пробавлялись. Без хлеба.
- Дадим телеги и лошадей. Готовьте своих больных.
Так мне в солдатском комитете сказали.
Не успел я уйти из комитета, как туда самокатчик от Занкевича прибыл. Должны де все из лагеря в течение часа выйти, а то – обстрел начнётся.
Ему велели Занкевичу дулю с маком показать.
- Постой. – тронул я за рукав посланца. – Передай там, скоро из Ля-Куртина больных вывозить на телегах начнут. Пусть не стреляют.
Самокатчик мне в ответ кивнул. Передаст он мол всё, как я прошу.
Чуть не бегом он из комитета потом убежал. Думал, наверное, что бока ему намять ещё могут.
Я заторопился в лазарет. Надо скорее больных вывозить, пока обстрела ещё нет.
В час я, понятное дело, не уложился, но, вроде, пока не стреляли…
Когда мои телеги с пациентами из лагеря уже выезжали, навстречу вестовой на лошади нам попался. Ходко он нёсся в Ля-Куртин, опять, наверное, с каким-то приказом от генерала.
Я приказал возницам ходу прибавить. Хотелось мне сберечь всё же пациентов.
- Стой!
От окопа к моему обозу бежал унтер-фельтенец.
- Стой! Поворачивай обратно!