Читаем Ванька-ротный полностью

— Доложи мне подробно, что там в овраге? Уточни глубину, ширину! Где обрывистые и где пологие скаты? Думаю, что лезть нужно ребятам там, где самый крутой обрыв, где немцы наверняка нас не ждут, для этого я и заказал старшине изготовить лестницу. Федор Федорыч прокашлял и подробно изложил свои взгляды на немецкий овраг. Язык при этом у него нисколько не заплетался, а даже наоборот, он все излагал обстоятельно и подробно.

— Овраг не широкий. Местами шириной метров до двадцати. Скат со стороны немцев высокий и обрывистый. Есть пологие места, где можно подняться наверх легко. Глубина оврага метров пять, не больше. Подняться к немецкой траншее можно, но не везде. В траншее, где подходят обрывы, немцев не видно. На счет лестницы, я согласен. Поставим ее под самый отвесный край оврага, где человек вообще не сможет подняться к краю траншеи.

— Уточни про траншею! — перебиваю, я его.

— Траншея идет по самому краю. Движения немцев ночью в траншее не видать. Может, сидят не высовываясь? А по делу должны быть у них впереди наблюдатели. В одном месте на дне оврага ближе к нашей стороне стоит группа деревьев, за которыми можно укрыться. Наблюдение вести из-за них хорошо. Впереди заснеженные стволы, мелкие кусты и белые ветки. На дне оврага снега больше, чем при подходе в поле и на открытых буграх. Спуститься в овраг, сесть за деревья — место хорошее. Сидеть благодать! Пули летят высоко.

— Скажи-ка Федя! А на день там можно остаться и продолжать вести наблюдение?

— Думаю, что можно!

— Я старшине одеяла обшить простынями заказал.

— Я слыхал. Это дело полезное! Может мы, днем туда под деревья махнем.

— Днем идти туда бесполезно. А с ночи остаться, пожалуй, вполне!

— Я в этом смысле и говорю, что днем.

— А я хотел Сенько с его группой послать под деревья.

— Нет уж, ты сейчас реши кого посылать под деревья. Чтобы потом Сенько не обиделся, что я отбил у него хорошее место.

В это время в проход блиндажа просовывается ст. сержант Сенько. Сенько высокий, широкоплечий, здоровый парень. Движения у него неторопливы. Во всем теле чувствуется ловкость и сила. У него мгновенная реакция, когда дело касается разведки или доходит до броска. Он хочет что-то сказать. Я делаю ему знак рукой, мол, подожди, и приглашаю присесть к столу.

— У тебя чего ни будь срочное?

— Нет.

Старшина молча поднимается, подвигает железную кружку, колотит пальцами по фляжке, но она уже пустая. Старшина поворачивается и выходит наружу. Вскоре он возвращается и наливает Сенько полкружки спиртного.

— Давай Серафим! Выпей и закуси, ты наверно голоден. Мы уже приложились.

Сенько морщится, заедает салом с хлебом и затягивается сигаретой.

— Ну, что хорошего там, на участке второй роты? — спрашиваю я, его.

— На моем участке голо, хоть шаром покати! Негде с ребятами зацепиться, чтобы вести наблюдение. Можно, но только из стрелковых окопов.

— Это верно! У тебя там голое поле. Ни кустов, ни прошлогоднего бодуля.

— Вчера ходили к оврагу. Полежали немного. Вчера почему-то тихо было. Обычно они сидят в траншее и всю ночь болтают — А-ля, ля! А тут тишина! Ракеты пускают, стреляют из пулемета, а разговора не слыхать. Какие-то немцы не нормальные пошли?

— Ты вот что Серафим! К оврагу больше не ходи. Посади ребят своей группы в окопы второй стрелковой роты и пусть наблюдают за немцами из окоп.

— Возьми стереотрубу, но ни днем, ни ночью с немцев глаз не своди! Так и передай своим ребятам. Вообще-то лучше сесть где-нибудь в отрыве от нашей пехоты. Возьми взрывчатки у старшины. Тимофеич, для тебя специально достанет.

Взорви верхний мерзлый грунт и отрой окоп человек на пять в стороне. Старшина даст тебе пару простыней, чтобы во время рытья прикрывать на день свежую землю. Потом он тебе ротный миномет достанет. Погоняй немцев по передней траншее, посмотри, где они зашевелятся.

— Там правее роты есть небольшой лесок. Но видно это участок соседнего полка. Мы хотели туда пройти посмотреть, что там делается.

— Мы потом Серафим туда сходим. Нам сейчас нужно на своем участке наблюдение установить.

— А ты Федор Федорыч готовь свою группу. Даю тебе два дня на подготовку, а потом ночью вместе в овраг под деревья пойдем. Одеяла у Тимофеича взять не забудь! На сегодня вроде все!

— Тебе Тимофеич строгий приказ. Никому водки, ни под каким предлогом! Раненые, если будут. Им разрешаю с собою за все дни отдать. Перед делом надо голову ясную иметь!

Через два дня наступает срок выхода. Ребята молча собираются. Рязанцев строит их полукругом на площадке около блиндажа.

— Больные есть? — спрашиваю, я их.

— Как настроение?

Все молчат. Я ставлю задачу на поиск и в конце добавляю:

— Вас четверо и нас с Рязанцевым двое. Всего шесть. Цифра четная. У кого на этот счет имеется сомнение или есть суеверие. По количеству, думаю, вопрос отпадает.

Идем в овраг и ложимся под деревьями. Лежим, ночь и остаемся лежать на следующий день. К немцам в траншею пока не полезем. Остаться в овраге на день дело опасное и рискованное. Гарантий никаких!

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее