Читаем Ванька-ротный полностью

Я сидел, молчал и курил. Солдат с разговором не касался. Он понимал, что я о чём-то задумался и не хотел пустыми словами сбивать меня с мысли.

А я сидел, курил и думал о двух предметах: О солдатской жизни и о солдатской еде.

Кормили нас в дивизии исключительно "хлебосольно"! |Как принято в таких случая говорить официально!| Мучная подсоленная водица и мёрзлый, как камень, черный хлеб. Его когда рубишь, не берет даже сапёрная лопата, не будешь же его пилить двуручной пилой, — поломаешь все зубья! Суточная солдатская норма в траншею не доходила. Она как дым, как утренний туман таяла и исчезала на КП и в тылах полка. А полковые, нужно отдать им должное, знали толк в еде!

Одни здесь брали открыто, и ели, сколько принимала их душа. Им никто не перечил. Другие, помельче не лезли на глаза, они брали скромно, но ели сытно и жевали старательно. Но были и другие, почти рядовые, которые продукты получали со складов, отчитывались за них, варили их и ими комбинировали. Они в обиде на жизнь и на харчи также не были.

"Горячая пища солдату нужна!", — утверждали они и доливали в солдатский котёл побольше воды, — "Пусть солдаты просят добавки! Начальство велело! А то по дороге, мобыть, расплескаете! У нас в этом отказу нету!".

— Что-то она у тебя сегодня жидковата! — нерешительно скажет старшина.

— Не важно, что она с жижей! Это бульон! Важно, что она горячая и её много!

— Где ж много?

— В котле много!

— А тебе как положено полсотни черпаков на роту, получай и отходи!

Мысли бегут быстро, это когда рассказываешь кажется, что долго! С того самого дня, когда мы вошли в состав стрелкового полка, солдаты сразу почувствовали голод. Не раз вспомнишь свой московский 297-ой батальон. Вот где кормили досыта! Мы о еде там и не думали!

Солдаты ходили хмурыми, ворчали при раздаче пищи, но полковому начальству на это было наплевать. А что говорить? Ничего не изменишь! У солдат была теперь одна дорога к правде, через собственную смерть и через войну! Тоска о еде точила солдатскую душу. С командира роты тоже не спросишь. Солдаты видели, что на меня постоянно рычали. И уж, если ротный ничего не может сделать, что соваться в это дело солдатам.

Любой разговор по телефону со мной начинался по "матушке" |с матерщины, раздражения, недовольства| и крика. Орали и в глаза, когда вызывали к себе. Выговаривали по поводу всего, не выбирая выражений. Солдаты знали и видели, как меня постоянно ехидно высмеивали и старались поддеть. При малейшем с моей стороны возражении, мне тут же грозили.

К чему всё это делалось, я тогда не понимал. Я об этом как-то раз спросил комбата, но он упорно молчал, — Мне тоже каждый день делают втыки!

У них наверно стиль такой! — подумал я.

От сытых и довольных своей жизнью полковых начальников и до вшивых и мордастых тыловиков, все кормились за счёт солдат окопников, да ещё покрикивали и делали недовольный вид.

Там в глубоком тылу народ призывали, что нужно отдать всё для фронта. А здесь, на фронте, полковые считали защитниками Родины только себя.

— Зачем набивать желудки солдатам?

— Ранит в живот, сразу заражение крови пойдёт.

— Траншею загадят так, подлецы, что потом не продохнуть!

Солдату нужно иметь промытые мозги и пустой желудок! Русского солдата сколько не корми, он всё на начальство волком смотрит!

Меня как-то вызвали в штаб полка. Ожидая приёма, когда освободится начальство, а нас при этом обычно держали на ветру, я наткнулся на подвыпившего капитана. Не знаю, кем он был при штабе, но он посадил меня рядом с собой на бревно, дал папироску и сказал мне, — Вот послушай!

— Одни жили-были, живут и ночуют в избах, и считают себя фронтовиками.

— А вас посадили в сугробы и на вас нет смысла переводить сало и прочие съестные запасы. Другое дело основной состав полка.

— Ну лейтенант давай разберемся!

— Кто по-твоему держит фронт? А кто просто так торчит там в окопах?

— Кто в постоянных заботах? А кто всё делает из-под палки?

— Да, да! Кто отвечает за фронт?

— Линию Фронта держим мы, полковые. И нашими заботами вы сидите спокойно на передке в своей траншее.

— Не было бы нас, вы давно бы все разбежались! Верно я говорю?

— Что верно, то верно! — сказал я ему, думая, что ещё он скажет.

— Без полковников армии не существует!

— В полку фронтовики, — это отец наш родной, его заместители и штабные, как я. В полку мы не одни. Тут снабженцы и кладовщики, начфины, евреи парикмахеры, медики, повара, и сотня повозочных. При штабе портные, сапожники и шорники, сапёры, телефонисты и санитарочки в санроте, сам понимаешь! Все они фронтовики и защитники Родины. Это основной и постоянный состав полка, а вы, как это сказать? Временные людишки, переменный состав, всего на две, на три недели.

— Вас считай… Сегодня вы были, а завтра вас нет!

— А кто останется? Кто будет стоять против немцев?

— Ты знаешь, сколько вашего брата желторотых лейтенантов за это время успело отправиться на тот свет?

— Нас в полку сейчас больше, чем вас там сидящих в траншее.

— Мы штабные живучие, тем мы и сильны!

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее