Ванька-ротный

После еды и питья чая, я рассредоточил солдат. Они легли в рыхлый снег у самого русла реки. Положив солдат, я пошёл вдоль берега, туда, где к реке подходила лесистая гряда. Здесь через речку остались стоять старые кладки. Узкий переход в два бревна с поручнем из жердей с одной стороны. Здесь спокойно гуськом можно перейти на другой берег незаметно для немцев, и пока темнота прикрывает нас, занять на том берегу исходное положение. Но одно дело рассуждать, а другое дело повести роту на кладки!

Я вернулся назад, ещё раз обошёл своих солдат, напомнил им сигнал начала атаки и стал ждать рассвета.

Когда перед рассветом комбат из своего укрытия пустил в нашу сторону красную ракету, рота поднялась и пошла во весь рост. Спустившись на лёд, многие попали в подснежную воду. Их быстро вытащили назад и велели перематывать портянки. Казалось, что атака заткнулась. Я подал команду первому взводу двигаться к мосткам, за ним потянулись остальные. Речка небольшая, а имела довольно сильное течение. Несколько человек влезли в снежную воду по пояс.

Мостки были несколько ниже уступа крутого снежного берега. Немцы не могли видеть нас. И вот мостки позади. Мы молча поднялись на край снежного поля и рассыпались цепью.

На какое-то мгновение солдаты замерли, ожидая встречных выстрелов. Но видя, что немец не стреляет, тронулись с места, и медленно пошли вперёд.

Мы оторвались от берега, вышли на середину низины, мне казалось, что именно в этот момент немец откроет огонь изо всех видов оружия. Цепь находилась внизу, как на ладони. Немец сидел наверху, превосходство у него было исключительное. Но кругом было тихо, ни звука, ни выстрела! Серые фигуры солдат, увязая в снегу, подвигались к обрыву. Может, нас хотят подпустить под обрыв и разделаться там, когда нам деваться будет некуда! Ударят сверху из пулемётов и все завязнут по пояс в снегу!

Когда рота подошла к обрыву и поднялась на бугор, когда дома, огороды, сараи оказались рядом, стало очевидным, что немец оставил деревню без выстрела и из деревни бежал. Разведки боем не получилось!

Деревня небольшая, всего десяток домов. Расположены они по одной стороне дороги и окнами повернуты к лесу. На правом конце деревни дорога под прямым углом поворачивает к лесу и бежит по снежному полю. В том месте, где дорога подходила к лесу, по-видимому остался немецкий заслон. Оттуда стали постреливать из винтовок в нашу сторону.

Солдаты сначала с осторожностью перебегали между домами, потом осмелели и стали ходить по деревне в открытую, немцы прекратили всякую стрельбу. Два взвода расположились вдоль деревни в одну линию, разделив, так сказать, деревню пополам между собой.

Ещё не рассвело, а в избах уже затопили печи, варили картошку в больших чёрных чугунах. Возьмёшь пару штук, спустись шкуру, а картошка отдает кислым запахом. Свет и огонь был виден через открытые двери и окна снаружи.

Я пошёл на свет и увидел в открытую дверь горящую русскую печь. Солдаты сушили около неё портянки и одежду. Некоторые толкались у горящей печки в подштанниках, другие сушили валенки и шлепали по полу босиком. Я вошёл в избу и огляделся.

— Вы хоть бы окна завесили и прикрыли дверь, — сказал я солдатам.

— А то у вас и дверь нараспашку!

— Чего тут бояться товарищ лейтенант? — услышал я в ответ.

Гляди, — подумал я, — как осмелели! И в тот же момент в открытую дверь влетел раскаленный до красна немецкий зажигательный снаряд и ударил в стену.

Немцы стреляли с опушки леса, с того самого места, куда уходила очищенная от снега дорога. Я оглянулся назад, взглянул в открытую дверь, и увидел второй зажигательный снаряд, летящий в нашем направлении.

— Ложись! — только успел я крикнуть на ходу и метнулся за угол печки. По свету в дверях и в окнах били прямой наводкой из тридцатисемимиллиметровой пушки.

Солдаты попадали на пол, расползлись на животах по углам. Я стоял за углом печки и ждал, что будет дальше. В это время ещё два розовых снаряда пролетели сквозь стены. Ствол немецкой пушки после каждого выстрела уводило вправо, снаряды пролетели дальше от печи. Они пролетели в полметрах от меня и, врезавшись в бревенчатую стену, ушли напролёт. Два красных снаряда случайно ни кого не задели.

Но все храбрецы теперь лежали брюхом на полу, прижав даже физиономии к грязным и мокрым доскам пола. Некоторые, которые были обуты и в штанах, не отрывая живота от пола, выползли на улицу через открытую дверь.

Картошка в чугуне булькала и кипела. Белая пена сползавшая к огню яростно шипела. А "стряпухи" голоштанные позабыв про чугун [с картошкой], припав к доскам пола, лежали прижавшись рыбкой. От портянок и мокрых ватников шёл вонючий пар.

Прошло несколько минут. Снаряды больше не летели. Я вышел из-за угла печки и велел залить в печке огонь.

— Идите сушиться в другую избу! Не забудьте о маскировке, теперь вы научены!

Я вышел на улицу и пошёл вдоль домов. Пока я собирался отдать распоряжение, чтобы к рассвету везде в избах погасили в печах огонь, откуда-то появились ведра, разыскали колодец и веревку. Из окон и дверей домов повалил едкий дым и пар.