Ванька-ротный

А что делается сейчас? На что похожи стали доблестные солдаты фюрера |в сорок четвертом году|? Никакого тебе танго и приятной легкой музыки. Ни суббот, ни воскресений, сплошная стрельба с рассвета до темна. Одно громыхание и дрожание за собственную шкуру. Малейшее движение у нас |с нашей стороны| и тут же несколько залпов на всякий |пожарный| случай с ихней стороны.

Три дня ушло на приведение разведчиков в воинский вид и хозяйства в порядок. Теперь нам еще раз предстояло подобраться к обрыву и заглянуть за его край. Нам нужно знать, что делается там, внизу. Нам, вероятно, придется спуститься с обрыва и провести ночной поиск с целью захвата языка.

НП командира полка, где я дежурил первую ночь, располагался на полпути к переднему краю. Из него немцев не было видно. Из него можно было только передать, |если не перебита связь,| что немцы по кустам обходят нашу пехоту, и что наша пехота вот-вот драпанет |из передней траншеи|. Такие случаи на фронте нередко бывали. Нам для ведения разведки нужен был хороший обзор. Разведчики не боятся, что немцы зайдут |по кустам| им в тыл. Одиночная подготовка разведчика была выше любого солдата-пехотинца, не говоря о немцах. Если немцы |по ровному полю| зайдут нам в тыл, то им оттуда живыми не выбраться. Окопаться в мерзлой земле они быстро не сумеют, полежат на снегу, постреляют, обморозят коленки, руки и уши, и уберутся к себе назад. |Наши сидят в окопах в земле, а немцы будут лежать поверх земли на снегу. В этом наше преимущество. Из узкой щели солдата быстро не выкуришь. А окопы, даже с применением взрывчатки, за сутки не откопать. Метровую толщину мерзлой земли даже взрывчаткой не просто взять. Так что немцы могут только порхать по поверхности земли. И полежать в снегу часа два от силы.| Сегодня нам с Рязанцевым опять предстоит отправиться на передовую. Мы должны выбрать, удобное место, откуда можно все видеть и наблюдать. Одно дело — по карте пальцем водить, а другое — самому практически на местности своими глазами все решить |, посмотреть все как следует, оценить и разобраться|.

— Ну что, Сергей! Собирайся! На передовую надо идти |топать|!

— Я, товарищ гвардии капитан, давно к этому готов. Меня старшина заранее проинструктировал и всем необходимым снабдил. Я только вашего указания жду. Гранаты есть, диски патронами набиты, перевязочных пакета — по четыре на брата, спирта немного для дезинфекции и прижигания ран, хлеб, сало, махорка из расчета на три дня.

— Я смотрю, Сергей, ты в новых валенках щеголяешь? Старшина приодел?

— Старшина выдал новые, что надо!

Мы присели, перед выходом покурили. |Каждый раз при входе в зону обстрела все мы по-своему молча переживаем свои надежды и сомнения в этот момент.|

— Ну ладно, пошли! — говорю я, и мы вылезаем из палатки и идем вдоль оврага.

Не торопясь поднимаемся наверх, сворачиваем на тропу и идем по открытому полю. Здесь, наверху, холодный встречный ветер и мелкий снег ударяет в лицо. По твердой тропе бежит сыпучая пыль, под ногами скрипит налет колючего снега. |Из темноты палатки сразу на яркий свет в открытое поле, где| небо и снег слепят |и режут с непривычки | глаза. На нас надеты белые маскхалаты, от них, как от снега, слепящая белизна. Мы натягиваем на головы откидные белые капюшоны и, не торопясь, шагаем по узкой тропе. Поравнявшись с полковым НП, я замедляю шаг и показываю варежкой в сторону снежной кибитки. Оборачиваюсь и смотрю на Сергея. Он улыбается и качает головой. Помню, мол, как я здесь втирал всем очки |на счет полковой разведки|.