Мы возвращаемся |к себе|
в овраг. Здесь стоит наша палатка. Здесь тоже иногда рвутся снаряды, но они ложатся вразброд. Вдарит один где-нибудь по краю оврага, палатка от удара вздрогнет, рванется под напором ударной волны, завизжат осколки, а нам — ничего. Мы во время обстрела лежим в глубине, на боку. Дно палатки заглубили на метр в землю. Если снаряд разорвется рядом, осколки порвут палатку и пойдут над нами поверху, не задев никого. Это не раз проверено. У нас нет накатов над головой. Но снаряд может попасть |попадет в яму| и в углубление, где мы лежим |на хвойной подстилке, то он разорвет нас на куски. Палатка стоит в овраге третий день. Немец бьет по оврагу ежедневно. Но ни одной дыры в палатке нет.|— Ну что скажешь, Федя? Где будем брать языка?
— Оборона полка висит над обрывом. Другого места для поиска нет.
В это время из штаба полка прибежал связной. Меня вызывают туда по срочному делу. Начальник штаба, увидев меня, сказал не здороваясь:
— Командир полка интересуется. Когда ты с разведчиками пойдешь на передовую в роты.
— Когда?
— Вот именно, когда?
— Я сейчас только что оттуда! А что он, собственно, хочет от меня? Зачем я с разведчиками туда должен идти |ходить|
? Что они должны делать в |стрелковой| роте?— Как что?
— Вот именно, что? Сидеть под огнем и солдат сторожить? Мы с Рязанцевым были сегодня в траншее. Бьет, головы не поднимешь. Никак не пойму, что хочет от меня командир полка?
— Он сказал, что офицеры штаба должны бывать в стрелковых ротах.
— И что же я там должен делать? |Дежурить там?|
Мы с Рязанцевым были там.— Не дежурить, а бывать ежедневно.
— Из офицеров штаба полка в ротах бываю |только|
я. Если он хочет, чтобы я там сидел — пишите приказ. Только делами разведки я не буду заниматься |в это время. Этот пункт в приказе по полку должен быть отражен|.— Ладно! Иди к себе! Я с командиром полка сам поговорю.
Я смотрю на карту и вспоминаю свой первый выход. На переднем крае перед нашей траншеей находится неширокая полоса старых хвойных деревьев. Она |оставлена людьми|
… по самому краю крутого обрыва. За обрывом внизу лежит снежное поле, там немецкие землянки, пулеметные гнезда и рубленные блиндажи. Полоса деревьев загораживает нам обзор обороны противника. Здесь растут высокие мощные ели. Они своими корнями удерживают край обрыва |от разрушения. Выруби деревья, корни сгниют и крутой обрыв сползет на паханое поле.| Под обрывом проходит речушка. Зимой ее не видно, она засыпана снегом. |Здесь, вероятно, находится заливной луг. Люди сберегли от вырубки эту зеленую гряду старых деревьев. Она, наверное, и сейчас удерживает гряду от сползания вниз.|В Белоруссии |вообще|
не много |просторных полей и| пахотной земля. Местность повсюду |сильно| пересеченная. Там — отдельная роща, здесь — кусты и высота, дальше — овраг, снова бугор, ручей и болото. Выбьют наши немца с одного бугра, он перешел |перебежит| через болото и закрепился на другом |опять на| бугре. Так и воюем с бугра на бугор. Немцы везде на буграх, а мы снова |опять| торчим в низине.