Ванька-ротный

Узкая, притоптанная солдатскими ногами тропа пересекает снежное поле. Там, впереди, она свернет у одинокого куста, и, обойдя бугорок, нырнет в стрелковую траншею. Если на снежное поле смотреть с высоты, то увидишь откуда и куда идут солдатские тропы. Здесь, на снегу, написано, как на ладони. Мы пересекаем открытое поле и ускоряем свой шаг. До солдатской траншеи еще далеко, а в воздухе уже слышно шуршание снарядов. Через некоторое время до нас доходят приглушенные раскаты орудийных выстрелов. Мгновение — и прикидываешь, куда они полетят, где можно укрыться или упасть. Эти секунды до разрывов за многие годы привычно проверены. |В горле ком, по спине бегут мурашки, слышатся удары собственного сердца.| Мы продолжаем трусцой бежать по тропе, а в десятке метров уже вскидывается земля |, от первых разрывов поднимается снежная пыль, звук, пролетают осколки|. Смотришь на брызги снежной пыли |и земли| и невольно замедляешь шаг в ожидании, что новый снаряд разорвется у тебя в ногах |или близко сбоку|.

Но вот на миг на тропе пропадают разрывы, мы срываемся сразу с места и кидаемся перебежкой вперед. В этот момент уже не замечаешь ничего вокруг. |Поставь вагон колючей проволоки на твоем пути, и ты залетишь в него с разбега. Я много раз ловил себя на этой мысли.| Нужно скорей добежать до солдатской траншеи. Какой там пейзаж и зимние картины! Тут только успевай, ногами шевели |, быстро работай. Все исчезает перед глазами, когда кругом тебя летит мерзлая земля и рвутся снаряды.| «Ты видел, где поворот тропы за кустом?» Спроси любого, кто под обстрелом бежал на передок. Он будет странно удивлен этому вопросу. У человека первая мысль: поскорей добежать до укрытия. Траншея — это тебе не открытое поле! Спрыгнул в траншею — и можно дух перевести.

|Надеешься что в траншее ты будешь в безопасном месте. Но это не так. Здесь тоже громыхают и рвутся снаряды и мины. Напряжение и чувство опасности не пропадает.| В середине траншеи рвутся снаряды. Вскинулся один и сейчас вслед за ним на подлете другой |еще десяток|. И здесь деваться некуда. Это кажется, что в траншее их рвется меньше. От прямого попадания и здесь не спасешься. Где ускоренным шагом, а где почти бегом, мы проходим траншею до самого конца. Здесь снаряды падают реже. За изгибом траншеи сидят несколько солдат. Они дымят махоркой и поглядывают на нас.

— Здорово братцы-славяне! Как жизнь у вас тут идеть? — здоровается Сергей, нарочно искажая слово «Идет».

— Здорово, здорово! А вы кто такие?

— Мы оттудова! Хенде Хох, понимаешь, ферштейн? — и Сергей показывает в сторону немцев.

Ни каких тебе тут паролей, пропусков и отзывов |никто не говорит|.

— Ладно, не смеши! Сразу видать: свои!

Мы присаживаемся |в траншее| и я спрашиваю солдат:

— Немцы бьют сюда?

— Да нет! Здесь жить можно! Вроде, вторую неделю здесь сидим. Пока никого |из нас| не задело! Как прислали нас сюды четверых, так и сидим. Ни одного, Бог дал, не ранило, не убило!

Полдня мы провели на правом фланге полка, перекурили у ротной землянки, поговорили с командиром роты и пошли по траншее влево. Если на правом фланге в конце траншеи солдаты сидели открыто, то здесь, на левом, немецкие позиции были гораздо ближе. Солдаты переходили с места на место пригнутыми и угрюмыми, часто озирались и прятались под мерзлый грунт.

— |Почему вы тут все| Чего вы все тут гнетесь, чего-то боитесь? — спросил я одного.

— Щас вы тут, а потом вас нету. Вам чего, взяли и ушли. А нам нужно сидеть и терпеть обстрелы. Чуть |движение| заметит — открывает стрельбу. Спину разогнуть не дает. Чуть шевельнулся — с десяток снарядов пускает.

— А что? Из винтовок тоже стреляет?

— Стреляет из пулеметов, а из винтовок не бьет. У них здесь в саженях ста землянка в низине. Иногда они появляться около нее. Ночью из автоматов стреляют. Перед утром уйдут и целый день тихо. А потом опять автоматная стрельба. Значит пришли.

— А где эта землянка находиться?

— А вон, на краю тех кустов. Канаву перейдешь, и сразу видать там будет.

Я достаю из кармана коробку спичек, вынимаю две спички и говорю солдату:

— На-ка головками вверх в снег воткни. Прицелься! По головкам наведи на землянку! Только сам не высовывайся!

Солдат ставит спички и одним глазом прицеливается, отходит в сторону и говорит:

— Валяй, смотри!

Я смотрю по створу спичек и говорю: