Ванька-ротный

Из Смоленска ... я пошел пешком. От вокзала повернул в сторону Павловской горки и зашагал по зимнему большаку куда-то в сторону Духовщины. В предписании из госпиталя было сказано, что я должен явиться в запасной полк 3-го Белорусского фронта. Машин попутных не было. Всю дорогу, двенадцать километров, пришлось идти |пилить| пешком. Разыскав деревню, где стоит офицерский резерв, я сдал свои документы и меня направили в избу. Там размещались прибывшие из госпиталей младшие офицеры.

В избе сидели лейтенанты, старшие лейтенанты и один капитан. Всего было человек десять |, не больше|. Пополнение из госпиталей шло совсем небольшое |, не жирное|. В день прибывало по два, по три офицера. И это на целый фронт. Офицеры меня встретили хорошо. Разведчиков среди них не было, и они смотрели на меня с любопытством, когда узнали, что я из полковой разведки. Чем мы занимались? Бегали в столовую, получали свой скудный и жидкий паёк. В столовой нам выдавали по черпаку жидкого хлебова |баланды|, по куску черного хлеба и по кружке полусладкого чая. Из столовой мы возвращались в избу, забирались на нары и играли в карты. Игра шла переменно, то с шумом и гамом, то с унылым безразличием и дремотой. Играли на деньги для азарта и интереса. Прошло несколько дней, в резерве появились новые лица и несколько бывших здесь уехало на фронт. На следующий день прибыли ещё трое, а я по-прежнему оставался в избе. Ребята стали подшучивать надо мной — тебя, капитан, назначили комендантом нашего общежития. Через день все ребята разъехались по своим полкам. Из новеньких появился один. Ещё один ст. лейтенант сидел в резерве. Он прибыл раньше меня.

— Ну что, капитан! Все ребята разъехались, а ты всё сидишь? — сказал он.

— Ты тоже сидишь. У тебя такая работа! Тебя посадили сюда, ты и присматриваешь за мной.

— Ну что ты! Ты ошибаешься, капитан! Я рапорт подал на медицинскую перекомиссию. У меня что-то внутри болит, а медики пишут — здоров.

— Не заливай! За всеми ты |нюхаешь|. Я тебя с первого дня заметил |увидел|. Ты делаешь нужное дело. Задаешь ребятам |провокационные| вопросы, ловишь каждое слово налету, ждешь, что человек тебе ответит. В столовой ты встречаешься со своим сотрудником |и ему что-то передаешь|. Ты не знаешь, что я разведчик. А разведчики — народ |люди| наблюдательный, каждый шорох, шепот и мелочь подмечают. Ты, на мой взгляд, работаешь топорно и грубо. Тебя сразу видно по бегающим глазам и отвисшим ушам. Мне |тебя| таиться нечего. Причина есть, почему я тут долго сижу |почему меня тут долго держат|. Я прогулял срок явки ... Ответ на запрос из госпиталя придет и решат, что делать со мной. Видишь, ты мне задал туманный вопрос, а я |говорю всё на чистоту| ответил тебе исчерпывающе и всё на чистоту. Мне нечего таиться. Что заслужил, то и понесу. А ты мне заливаешь про какую-то комиссию.

Старший лейтенант скоро ушел и больше в избу не вернулся. Возможно, вместо него прислали другого. А мы сидели на нарах, играли в карты и рассказывали случаи про войну. Никто из ребят на свою судьбу не жаловался, и даже наоборот, бардачок на войне преподносили как |шутки| бравые похождения, как юмор и как забаву. Сидевшие в резерве офицеры по-разному воевали. Одни получили ранения и успели побывать на передовой. Были и такие, что отсиживались в тылу, служили в прифронтовой полосе, пороха не нюхали и страшно фронта боялись. Всяк дорогу войны шел по своему пути. А кто зацепился крепко руками и зубами, боялись передовой, как кромешного ада.

Я знал, что меня засекли с поездкой в Москву. Я |, правда,| это и не скрывал, у меня на предписании из госпиталя был поставлен штамп московского военного коменданта. Продовольственный аттестат, выданный в госпитале, мне заменили в Москве при выдаче продуктов. Предписание и аттестат я сдал по прибытию в резерв. Теперь я сидел и ждал, когда меня вызовут для объяснений. Прошло несколько нудных и однообразных дней. И вот однажды утром за мной прислали связного. Меня вызвали в штаб запасного полка.

В большой комнате за длинным столом сидели: полковник, подполковник и два майора |и капитан|. На вопрос, где я был, я без заминки и секунды промедления ответил:

— В Москве!

— Где ты там жил?

— Дома!

— Сколько суток?

— С дорогой туда и сюда ровно семь!

— Ладно, иди! Будет решение — вызовем.

Когда я услышал слово «решение» — сердце на секунду сжалось и остановилось. Я почувствовал, что внутри что-то давит. Но я тут же сделал глубокий вдох, повернулся и вышел. Они смотрели мне в спину и выжидаючи молчали. Я вернулся в избу.

— Ну как? — спросили меня ребята.

— Как-как? Трибунал! Что вы, не понимаете? За самоволку в военное время положен расстрел.

— Ну да!

— Вот тебе и ну да!

— А ты как же?