Ванька-ротный

Лейтенант из разведроты ушел. Я велел ординарцу подогреть котелок с едой и вызвал к себе старшину.

— Как у тебя ребята одеты? Оружие в порядке?

— Кормежка нормальная, одежда ничего. А оружие я не проверяю. За оружием каждый сам смотрит.

— На счет боеприпасов можешь мне сказать? У кого сколько гранат, запасных дисков набито, перевязочных пакетов штук по пять?

— А зачем по пять? По одному вполне достаточно.

— Ложкин! Ты его никогда не брал на захват языка?

— Не брал, а что?

— Ему |разочек надо| пора туда сходить, а то я смотрю, он жирком покрылся. Ему нужно все мелочи |амуниции| разведки тонко знать. Он давно у вас в разведке?

— Порядочно! Говорят, года два.

— И сколько раз под немецкой проволокой был?

— Не знаю!

Старшина слушал такой разговор, молчал и сопел.

— Дивизионные разведчики тебя, старшина, не касаются, а своими взводными ты обязательно займись. Сейчас дни наступают решительные.

Старшину я знал раньше в лицо. Несколько раз видел его в тылах дивизии. Я не знал |о его способностях, возможностях и продовольственных резервах| его по работе и не стал с ним заводить разговор о питании, скромно довольствуясь тем, что ординарец приносил с общего солдатского котла.

Ординарец был небольшого роста, крепкого сложения. Работал до войны в крестьянстве, был женат и имел детей. Чуть-чуть рябоватое лицо его [выражало] не то внутреннюю борьбу, не то заботы |опасность войны|. Он переживал за себя, за жену, за детей, за лейтенанта Ложкина и за всю полковую разведку. По-видимому, он не был трусом. У меня не было времени подробно разобраться в его характере |и человеческих недостатках и достоинствах|, но с первого дня я почувствовал, что он недолюбливал старшину. Судьба дала нам мало времени быть вместе на этой земле. Из всех людей, которых мне пришлось тогда знать хорошо, запомнился Ваня Ложкин. С ним мы |иногда| в свободные минуты говорили вообще ни о чем, обсуждали план операции, я ползал с ним на готовые объекты, проверял донесения солдат и давал советы.

— Не обижайся, капитан! У меня на этот счет свои соображения. Я устал от войны и от всего. Ты мне о деле говоришь, а я в это время совсем о другом думаю. Я думаю, как бы выбраться отсюда живым. Ты отобрал себе группу ребят, занимайся ими и готовь свой объект. Если мы не возьмем, тебе придется после нас со своей группой идти. И потом скажи, что это за порядок. Я должен дивизионную разведку с собой вести. Если раньше полковые работали отдельно, то с переводом в разведотдел Чернова под наше начало стали взвода разведроты отправлять. Это вполне устраивает штаб дивизии. Они не берут на себя подготовку солдат, не проводят операции и не отвечают за срыв разведзаданий. Теперь все спрашивают с нас, с полковых ребят. А эти прохвосты сваливают свои срывы и неудачи на нас и от дела отвиливают.

— Да! — подумал я. — Практика спаривания разведок оборачивалась развалом общего дела.

В армии не позволяют громогласно и вслух критиковать |распоряжения и| неверные решения и ошибочные приказы. Это была железная логика |метода| всех штабных, чтобы самим не попасть впросак. Все знали, что люди пошли и напрасно гибнут, что они ни на что не способны и явно тупы и глупы, но все будут стоять до упора на своем и доказывать необходимость такого приказа. Кому все это |одному или нескольким все это шло на пользу| выгодно? Я припугнул лейтенанта из дивизионной разведки, но не стал вмешиваться в их подготовку и действия. В ночь на десятое мы вышли с ним в нейтральную полосу. Он показал мне горку, куда его ребята нацелились. Когда мы вернулись, я ему сказал:

— Считай, что через пару дней |на бугорок| ты сюда за языком пойдешь!

— Послушай, капитан! — сказал мне Ложкин. — Напиши в дивизию, чем занимаются здесь дивизионные разведчики. Их лейтенант еще вчера куда-то сбежал. Как ты вернулся после проверки, так и исчез сразу. Солдаты без него не хотят идти в ночной поиск. Говорят: мы больные.

— У меня сейчас дел по горло! — ответил я. — Мне нужно со своей группой готовить объект, а я со штабом дивизии затею переписку, начнут вызывать, делать очные ставки. А вообще-то раз ты просишь, то напишу. Они могут нам все дело сорвать.

Вот оно это донесение: