Ванька-ротный

Вот это капитан! Вот это разведчик! Нечего сказать, потешил! Прощаем тебе самовольную отлучку за такую лихую операцию. Ты, можно сказать, самого полковника Гельминга и его постельную потаскуху прямо из постели тепленьких взял.

Над оврагом подул снежный ветер. С крутого обрыва сорвало куски белого снега. Холодная жгучая пыль ударила по глазам и в лицо. Ударила, перехватила дыхание и так же неожиданно стихла. Я закурил, присел на край торчащего из земли бревна, огляделся ещё раз кругом, посмотрел на далекие звезды и задал себе вопрос:

— Ну что, капитан? Ночь перед Рождеством?

Вот так однажды в жизни человека перепутываются и резко меняются его пути и дороги. Было уже светло.

— Капитан! — услышал я голос подполковника. — Быстро к генералу!

Через мгновение я стоял около него. Мы прошли через первую дверь, вошли в темный, рубленный из бревен коридор, где по обе стороны сидели при свете коптилок телефонисты.

— Разденься и подожди |здесь|. Я скажу, когда генерал позовет.

Я откашлялся, сплюнул в угол, чтобы чистым громким голосом доложить как положено. Затянул поясной ремень на три дырки потуже, расправил складки гимнастерки на животе. Я приподнялся на носках, оторвал пятки от пола, попробовал ноги, они были как пружины, теперь я стоял спокойно и ждал сигнала подполковника. Я стоял перед дверью, за которой дальше в глубине бункера под землей располагалось укрытие генерала. Дверь приоткрылась, я увидел движение руки.

— Давай, быстро!

Я пригнулся, шагнул через порог, прошел рубленную колоду из тесанных бревен, снова пригнулся и вошел в комнату. В большой светлой комнате было несколько человек. Среди них старшие офицеры и полковники. Стоял генерал или сидел за столом, трудно было сказать. В лицо я его раньше не знал и во время приезда не видел. По середине комнаты стоял заваленный бумагами и картами большой стол. Я предполагал, что генерал должен быть где-то здесь около стола, склонившись над картой. Строевым шагом я двинулся вперед, ударяя со всей силой подошвами сапог по деревянному полу. На резкий звук моего шага все разогнулись, повернули головы в мою сторону и некоторые даже выпятили грудь. В них, в некоторых старых вояках, чувствовалась строевая выправка |давно ушедших лет|. Пока я шел и чеканил шаги, шарил глазами, соображая, где мне нужно встать и лихо ударить каблуками, подполковник мне кивком головы показал и я увидел в стороне у стены сидевшего генерала. Половые толстые доски гудели у меня под ногами. Давно здесь не слышали подобного грохота, сюда входили на цыпочках и выходили, пятясь задом к двери. А в меня в училище крепко вбили кол строевой подготовки. Доски не земля. По ним что ни шаг, то удар, то выстрел.

— Товарищ гвардии генерал-лейтенант, — рявкнул я, |как нас в училище отделенные учили: ««Товарищ! Товарищ!» Что ты мямлишь. Метал в голосе должен быть!» И вот сейчас с металлом в голосе| и тот же миг приставил ногу и щелкнул каблуками. Я вытянулся в струнку и замер на месте, готовый по малейшему его движению пальца ринуться в любую сторону.

Я рявкнул так, как нас в училище подавать команды учили.

— Курсант Михайлов! — что ты мямлишь как сивая кобыла. — У тебя в голосе металл должен звучать!

Я воткнул глаза в генерала и не моргая смотрел на него.

— Тоже мне разведчик! — сказал он и добавил несколько крепких слов.

На нас, на фронтовиков, они действовали, как небесная благодать.

— Где был когда из госпиталя сбежал?

— В Москве, — не делая паузы, выпалил я.

— Подполковник, сколько он там был?

— Семь суток ровно с дорогой туда и обратно!

Подполковник тоже подтянулся и стоял на стороже, как охотничья лягавая |собака| в стойке. Но моя стойка была великолепней. Один из полковников улыбнулся и покачал головой. Генерал посмотрел на подполковника и на меня.

— Стоят, как два кобеля, не моргая! — сказал он и тоже заулыбался.

— Запиши ему семь суток ареста! Но это не всё! Это формальная сторона наказания! На участке вашей дивизии целый месяц не могут взять языка. А пленный мне сейчас очень нужен! Даю тебе неделю срока, |— семь дней опять — подумал я, —| возьмешь пленного, и наказание сниму.

— Пленный будет, товарищ гвардии генерал-лейтенант!

— Хорошо, капитан, посмотрим! Подполковник, запиши ему в приказ семь суток! Сегодня пятница. В следующую пятницу напомни мне.

— Разрешите идти?

— Иди!

Я повернулся на каблуках, вытянул вперед правую ногу и громыхнул по дощатому полу так, что стол от моих шагов вздрогнул и подпрыгнул на месте. Я пригнулся у колоды и вышел за первую дверь. Вдохнув полной грудью, с облегчением, спертого воздуха в проходе, я взял свой полушубок и вышел на волю. Небо сияло яркими отблесками весеннего солнца. Всё я видел, казалось, по-другому, и пространство раздвинулось неизмеримо вширь.

Я сел возле кухни на толстое бревно, достал кисет и закурил махорки.

— Ну как? — спросил меня повар-солдат.