Ванька-ротный

— Сколько тебе дали мин на предварительную пристрелку деревни? — спрашиваю я его, не отрывая глаз от бинокля.

— Десяток мин на обстрел!

— Всего? У тебя на пристрелку уйдёт не меньше десятка! Вон крайний дом и крыша покрытая снегом! Ставь миномёт, пускай мину, а я посмотрю, где будет разрыв. Ты с десятка пристрелочных мин по этой крыше не попадёшь!

— По крыше я не попаду!

— А по немецкой траншее ты попадёшь! Ты ставь миномёт и начинай обстрел крайнего дома. Возьмём деревню, посмотрим, куда ударили твои мины! Ставь миномёт и начинай обстрел крайнего дома, это мой приказ, а ты как поддерживающее средство теперь подчинен мне!

Я смотрел в бинокль на открытую снежную равнину и на высокий обрыв, круто спускавшийся в конце её. Там над обрывом немцы, дома и постройки.

Левее нас, от нашего края берега к самой деревне поднималась лесистая гряда. Заснеженный лес поднимался на самый бугор и доходил до крайних домов почти вплотную. Вот где можно совершенно незаметно войти в деревню! И когда я с представителем полка вышел на рекогносцировку местности, мне указали, когда я заикнулся на счёт этой гряды — Березин приказал деревню брать развернутой цепью по открытой низине!

— Ты поведёшь роту по открытой местности так, чтобы тебя с НП[78] батальона было видать! Ротой в лес заходить запрещаем!

— Странно! — сказал я.

— Что тут странного? Дивизия приказала — ты должен исполнять!

— Почему я должен пускать людей, как живые мишени под немецкие пули? Почему нужно солдат подставлять под явный расстрел? Когда по любому уставу я должен использовать скрытые подходы к противнику! — не успокаивался я.

— Не выполнишь приказ, пойдёшь под суд трибунала!

Представитель полка собрался |полковое начальство собралось| уходить, а я никак не мог успокоиться. Почему они приказали не заходить мне с ротой в лес? Ведь это дураку понятно, что лесом можно подойти к деревне буквально на пять шагов, а потом навалиться всей ротой. Что-то тут не так! Лес не заминирован! Чего они темнят?

«Тебе приказано вести разведку боем!, — вспомнил я слова представителя полка. — Мы будем о ходе твоего продвижения докладывать в дивизию по телефону! Березин хочет лично знать каждый твой шаг!».

— Может они бояться, что зайдя в лес, я уведу роту к немцам? Вот идиоты!

Им не важно, сколько погибнет на открытом поле солдат! На то и война, чтоб солдат убивали! Главное, чтоб полковое командование видело, как встанет и пойдёт под пули солдатская цепь.

Говорят, какой-то Карамушко полк принял. Комбат у нас тоже был новый, всего |три-четыре дня| несколько дней. Поэтому полковые и занимались со мной. Теперь им нужно видеть, как будут убивать нашего брата! Они ещё ни разу не видели, как падают и умирают на поле боя солдаты.

— Ну и дела!

Ночью роту приказано было снять из траншеи и вывести на берег Тьмы. В кустах солдатам раздали водку и налили хлебово в котелки, до наступления оставалось ещё около часа.

После еды и питья чая, я рассредоточил солдат. Они легли в рыхлый снег у самого русла реки. Положив солдат, я пошёл вдоль берега туда, где к реке подходила лесистая гряда. Здесь через речку остались стоять старые кладки. Узкий переход в два бревна с поручнем из жердей с одной стороны. Здесь спокойно гуськом можно перейти на другой берег незаметно для немцев и, пока темнота прикрывает нас, занять на том берегу исходное положение. Но одно дело рассуждать, а другое дело повести роту на кладки!

Я вернулся назад, ещё раз обошёл своих солдат, напомнил им сигнал начала атаки и стал ждать рассвета.

Когда перед рассветом комбат из своего укрытия пустил в нашу сторону красную ракету, рота поднялась и пошла во весь рост. Спустившись на лёд, многие попали в подснежную воду. Их быстро вытащили назад и велели перематывать портянки. Казалось, что атака заткнулась. Я подал команду первому взводу двигаться к мосткам, за ним потянулись остальные. Речка небольшая, а имела довольно сильное течение. Несколько человек влезли в снежную воду по пояс.

Мостки были несколько ниже уступа крутого снежного берега. Немцы не могли видеть нас. И вот мостки позади. Мы молча поднялись на край снежного поля и рассыпались цепью.

На какое-то мгновение солдаты замерли, ожидая встречных выстрелов. Но видя, что немец не стреляет, тронулись с места, и медленно пошли вперёд.

Мы оторвались от берега, вышли на середину низины, мне казалось, что именно в этот момент немец откроет огонь изо всех видов оружия. Цепь находилась внизу как на ладони. Немец сидел наверху, превосходство у него было исключительное. Но кругом было тихо, ни звука, ни выстрела! Серые фигуры солдат, увязая в снегу, подвигались к обрыву. Может, нас хотят подпустить под обрыв и разделаться там, когда нам деваться будет некуда! Ударят сверху из пулемётов и все завязнут по пояс в снегу!

Когда рота подошла к обрыву и поднялась на бугор, когда дома, огороды, сараи оказались рядом, стало очевидным, что немец оставил деревню без выстрела и из деревни бежал. Разведки боем не получилось!