— Ты слышишь? — обратился я к своему ординарцу. — Ему мои слова не нравятся! А слова не пули, дырок [в шкуре] не оставляют! Видишь, недоволен он чем. Безусый лейтенант на него ругается! Вы наверно думаете, что держать позиции и воевать должны лейтенанты, а вас, солдат, это не касается! Видишь, он недоволен чем!
— А теперь я хочу тебя спросить, почему ты во время обстрела не остался на месте? Ты видел, что появилась паника. Почему сразу не пристрелил паникера? Может ты и есть один из них? Накануне нужно было окопы долбить, а вы уговорили Черняева остаться в избах. Может, это ты демагогию разводил? Я помню, как ухмылялись вы, когда солдаты Сенина рубили мёрзлую землю. Ты наверно будешь помалкивать, когда следователь будет выяснять, кто посеял панику. Ни один из вас не откроет рта. А то, что Черняева будут судить, это вас не касается. Это вам наплевать! Чего молчишь? Ты видно, образованный, а совести у тебя нет. Когда мне по телефону начальство даёт указания, оно через каждые два слова по делу вставляет эти самые слова. А вы, видите ли, не привыкши к такому обращению! И в заключение я вас всех предупреждаю: покинете окоп хоть на минуту — пойдёте под расстрел на месте! Я Черняеву дам указание — кому нужно по нужде, пусть в немецкую сторону, в снежное поле идёт и там сидит, прохлаждается. Харчи будете получать тоже с той стороны. Пулемётчикам я приказал, кто хоть шаг из окопа сделает в сторону тыла, стрелять всех без разбора. Из окопа назад вы пройдёте только через мой труп. Больные и раненые будут являться лично ко мне! Даю вам два дня на отрытие окопов! Вы хоть землю зубами грызите, а окопы должны быть к сроку готовы!
— Ну что, Черняев! Убедился, где нужно держать в обороне своих солдат! Запомни и заруби себе на носу! В любой обстановке — встал на один день, копай окоп! Только окоп от смерти спасёт твоего солдата!
Через неделю мл. лейтенанта Черняева вызвали в дивизию. Он вернулся в роту молчаливым и угрюмым, получив условно пять лет.
Его судили за то, что он покинул свои позиции, остался жив и не имел во взводе потерь. Теперь пятая рота имела полное «соцветие».
Я, конечно, тоже был виноват, что не заставил Черняева зарыться в мёрзлую землю. Не спустил на него собак, как это я сделал с Сениным. Черняев не выполнил мой приказ. Об этом в дивизии ничего не знали. До этого в трибунале разговор не дошёл.
Березин показными судами решил на ротных и взводных нагнать побольше страха. Какой смысл судить командира полка. Во-первых, он всегда вывернется. А во-вторых,
Получил распоряжение или приказ сверху, передал через батальон в роту, ротный и должен его выполнять. Командир батальона в атаку с ротами тоже не пойдёт.
Березин приказ штаба армии выполнил.
Немец больше не стрелял. Деревня ещё горела. Нужно отметить выдержку Ахрименко. Во время обстрела он на участке остался со своим расчётом один, несмотря на то, что пехота сбежала. О нём даже напечатали в боевом листке.
К 30 ноября солдатские окопы и отдельные ячейки были соединены общим ходом сообщения. Мы прошли серьёзные испытания огнём и научились долбить мёрзлую землю лопатами. Нельзя бесконечно испытывать судьбу, полагаясь только на совесть солдата. Нельзя попрекать человека за старые обиды и грехи
Жизнь офицера роты на войне — это последняя инстанция, куда сыпятся приказы и распоряжения. В руках батальона и полка солдат нет. Для них существует только «Ванька-ротный». А у ротного что ни солдат, то свой склад ума и характерец. Каждому солдату своё давай! У командира роты солдат вот где сидит — и я пальцем щёлкал по горлу!
Теперь я вспомнил, как перед наступлением на эту деревню по распоряжению полка нас несколько раз перегоняли с места на место и каждый раз заставляли рыть новую траншею.[81]
Тогда я возмущался, а зря! Видно мало раз мы проделали эту работу, раз Черняев по моему приказу отказался долбить мёрзлую землю. Получилась досадная осечка.А солдата нужно приучить ко всему на войне. Нагнулся к земле, припал на колени от пули, рой себе ячейку, где бы ты не стоял.
Глава 7.
Переход в наступление