Варьельский узник

— Сколько лет было принцу? — вмешался Луи д’Иксель, дабы разрядить напряжение.

— Тринадцать.

— Не может быть! — не удержался Ривес.— Ведь если покойная королева была на сносях в День празднования Всех Святых, значит...— Он запнулся, осознав неуместность своих рассуждений. «Как странно. Предки этого мальчика правили Систелью много веков подряд. И вот династия прервалась... Как странно»,— мысль просто не укладывалась у него в голове.

Повисла неловкая пауза. Эммануэль поднял кубок вина и, обращаясь к гостю, ледяным тоном произнес:

— Принц мертв, Рива. Да здравствует Регент!

Весь пунцовый от злости и неловкости, граф повернулся к узнику:

— Его преосвященство вспоминал о вас, мессир. Помните, вы исповедовались ему? Я виделся с ним в прошлом месяце в Кассаже.

— Я помню,— ответил Олег.

Пробило девять часов. Дверь отворилась, и в зал вошел стражник. Олег поставил на стол кубок и повернулся к нему спиной, подставив руки. Придворный, глядя на то, как юношу связывают, еще больше смутился и покраснел. Возможно, эта процедура на фоне дружеского ужина показалась столичному эстету слишком вульгарной...

Де Рива пробыл в Луваре еще два дня. Словно сговорившись между собой не ранить тонкие чувства графа, щекотливой темы о кончине принца больше не касались.

Между тем его присутствие в замке всех явно тяготило. Сам того не ведая, он привез с собой на север из столицы тлетворный запах преступления. Подозрение, что девять месяцев назад в Бренилизе произошло безжалостное убийство ребенка, каким-то образом подтвердилось без слов. Всем не терпелось облегчить ношу страшной догадки разговорами, и, когда граф со своим эскортом, наконец, пересек подъемный мост, замок вздохнул с облегчением.

* * *

Через пару дней после отъезда придворного ужин Эммануэля прервал внезапно появившийся капитан караула:

— Проклятый, монсеньор... Он снова пытался выйти из замка...

Де Лувар и Алексис де Шевильер одновременно, не сговариваясь, обернулись к окну:

— Но он же здесь... только что читал...

Небольшая книжка одиноко лежала на скамье.

— Его схватили на мосту,— отрапортовал стражник.

— Похоже, ты ставишь на ворота самых нерасторопных! Что случилось на этот раз?

— Заключенный спрятался в крестьянской повозке. Его обнаружили уже на мосту.

Сердце Эммануэля сжалось, но он мгновенно взял себя в руки и отрезал:

— Десять плетей — тебе. Двадцать — ему. А потом приведите беглеца ко мне.

Капитан удалился. На несколько минут повисла тягостная тишина.

Алексис, мрачный как туча, первым прервал молчание:

— На что он надеялся?... Сбежать?

— Нет. Куда ему бежать с браслетом на руке? Я полагаю, он хотел получить какие-то известия... или передать.

— Уже почти девять. Его приведут сюда?

— Если он будет в состоянии держаться на ногах.

Желая скрыть волнение и беспокойство, Алексис уткнулся в тарелку. Шевильер был славным малым с открытым сердцем, и суровость сеньора, которого он любил и уважал, ужасно огорчала его. «Я думал, они подружились»,— с грустью думал он.

— Не слишком ли это сурово — двадцать ударов, господин? — Алексис использовал последний шанс.

— Нет. Попытка тайно покинуть территорию замка — двадцать ударов. Если бы он успел пересечь мост, то получил бы тридцать и клетку. Проклятый об этом прекрасно знал,— Эммануэль был непреклонен.

— Но зачем его приводить сюда после плетей?

Де Лувар бросил на молодого аристократа суровый взгляд:

— Алексис, я не могу менять правила ему в угоду. Вечерняя аудиенция отменяется только в случае наказания клеткой. Так будет с каждым, от пастуха до знатного сеньора. Что касается нашего гостя, то в следующий раз он постарается выбрать более подходящий час для своих подвигов.

Шевильер не ответил. Он сидел с опущенной головой, уставившись в пол.

— Я думаю, Олег заметил эту повозку, когда стоял здесь у окна... Однако юноша очень ловок. Вы заметили, когда он вышел? — принялся размышлять Эммануэль.

— Нет.

— Он должен был пройти через игровой зал, чтобы избежать встречи с моими стражниками. Но тогда мне очень хотелось бы узнать, как ему удалось незаметно пройти через кухни?

— Он вам ни за что этого не расскажет,— улыбнулся Алексис.

— Я знаю...

* * *

Узника привели через час. Эммануэль и Шевильер, пытаясь отвлечься от мрачных мыслей, играли в триады. Алексис посмотрел на Проклятого, да так и застыл с поднятой фигуркой в руке. Олег был бледен как смерть, из-под повязок на запястьях сочилась кровь, разодранная рубашка стала алой. Юный дьявол еле стоял на ногах, но держался прямо и не сводил глаз со своих тюремщиков. Охранник связал ему руки и удалился. Алексис в смятении, весь пунцовый, смотрел на него несколько минут. Эммануэль выдернул его из оцепенения:

— Играем!

Шевильер машинально поставил фигурку на первую попавшуюся клетку. Молодого вассала уже давно покорили храбрость и выдержка Олега, но теперь он был просто потрясен при виде его, окровавленного, шатающегося от слабости, но с гордо расправленными плечами. Де Лувар поднялся, подошел к узнику и передвинул веревки с израненных запястий чуть выше.

— Вы, похоже, не держали цепи? — невозмутимо спросил он.