— Ой, девочки, я догадываюсь! — сверкнув своими зеленоватыми глазами, воскликнула Клава. — Она была на фабрике… но в другой бригаде!
— Как это? — удивилась Женя. — Кто ж ее без направления примет?
— Ну… она что-то там сказала.
— И ей сразу, пожалуйста, к станочку…
Зная характеры подруг, Тоня поспешила прервать их быстро разгорающийся спор.
— Мы хотели узнать, где она может быть, и сходить туда, — сказала она.
— Возможно, вы знаете ее родственников, подруг? — заговорила Римма и поинтересовалась: — А где ее родители?
— Родители далеко, — сердито насупилась Елизавета Васильевна.
— Кто они? — спросила Римма.
Елизавета Васильевна продолжала недовольно хмуриться. Было заметно, что ей неприятно говорить о людях, которых она не уважала. Но девушки ждали, и она сказала:
— Мать — дочь бывшей ткачихи нашей фабрики, вышла замуж за музыканта. Отец — тоже человек образованный, архитектор!..
— Архитектор? — изумленно переспросила Маруся. — Александр Константинович?
— Он, — подтвердила старая ткачиха.
— Знаешь его? — удивилась Римма.
Маруся ответила не сразу, очень тихо и словно в раздумье.
— Александр Константинович Заречный — лучший друг моего отца.
— Вашего папу нельзя поздравить с хорошим знакомством, — раздался насмешливый голос за спинами подруг.
Девушки, как по команде, переглянулись.
Окутанная табачным дымом, на пороге своей комнаты стояла Капитолина Николаевна в новом пестром халате с широкими рукавами.
— А если вспомнить изречение: скажи мне, кто твой друг… — она не договорила, но иронически засмеялась.
— Вы не имеете права дурно отзываться о моем отце. Вы его не знаете! — вспылила Маруся.
— Что вы, милочка у меня и мысли такой не было, — растягивая слова, усмехнулась Амелина и спросила: — Живете у папы?
— Нет, в общежитии. Отец на юге, он болен, ему нужно тепло.
— Понятно. — Капитолина Николаевна приспустила подкрашенные веки. — Папе — южное солнце, а любимой дочке — наши лютые морозы. Здесь ведь чудесный край, всего только девять месяцев в году зима, а остальное время все лето, лето, лето…
— Я здесь учусь.
— И работаете?
— И работаю.
— А возле папочки заниматься этим нельзя. — С откровенной издевкой Капитолина Николаевна покачала головой.
— Я хочу стать инженером-текстильщиком, там нет такого института, — сдержанно объяснила Маруся.
— Текстильщиком? — Амелина сделала круглые глаза, но тут же усмехнулась и продолжала с нарочитой серьезностью: — Конечно, это так же важно, как сделаться Барсовой или Неждановой…
— Может, и не так важно, — прервала ее Женя, — но нужно хотя бы для того, чтобы на прилавках магазинов не появлялась такая дрянь, как та, из которой сшит ваш халат. Милочка!
Девушки засмеялись.
Довольный той отповедью, какую получила Амелина, Владимир Григорьевич прикрыл ладонью губы.
Женя повернулась к Марусе.
— С кем связалась! — тихо буркнула она и продолжала, обращаясь уже к Елизавете Васильевне: — Что же вы посоветуете? Куда нам пойти?
Но Амелина не хотела оставаться побежденной.
— Можете отправляться в общежитие! — повысила она голос. — Варвару на фабрику я больше не пущу! — Капитолина Николаевна со злостью швырнула папиросу на пол и раздавила ее носком домашней туфли. — До суда дойду, но на своем поставлю. Да и Варвара не захочет возвращаться к вам. А насильно ничего не выйдет. Нет таких законов!..
Она еще продолжала бы, но открылась входная дверь, и в коридор вошли Варенька и Люся, а за ними самодовольно улыбающийся Савва Христофорович.
Увидев девушек, Варенька, часто заморгав глазами, удивленно на них уставилась.
— Вы здесь? — проговорила она растерянно и виновато оглянулась на Люсю.
«А что я тебе говорила?» — будто ответила ей взглядом школьная подруга.
Девушки бросились к Вареньке. Со всех сторон посыпались вопросы, раздались радостные возгласы, смех. Кто-то чмокнул ее в щеку.
Взбешенная Амелина подлетела к мужу.
— Ты явился как нельзя вовремя, — прошипела она, круто повернулась и ушла в комнату, громко хлопнув дверью.
Савве Христофоровичу ничего не нужно было объяснять. Он смотрел на радостные лица девушек и с досадой чесал затылок.
Удержать возле себя Вареньку сейчас невозможно было даже силой.
К Вареньке протиснулась Маруся.
— Ты полегче с ней. — Женя дернула бригадира за рукав.
Но Маруся этого не заметила. Она крепко обняла девушку и шепнула:
— Вместе… навсегда. Сестрой мне будешь, дороже родной.
Женя усмехнулась:
— А что я говорила? Бригадир наш долго сердиться не умеет.
Утирая пальцами слезы, подошла обрадованная Елизавета Васильевна. Однако заговорила строго и с укором:
— Что ж ты, внученька, так скоро дорогу к своей бабке забыла? Да и бригаду всполошила. Беспокоились ведь, тебя искали.
— У ворот ее встретила, она с дядей Саввой шла, — пояснила Люся. — Говорю, тебя всюду ищут — не верит.
— Я никого не забыла, бабушка, — смущенно пояснила Варенька и едва слышно добавила: — Просто я не подумала, что меня будут искать…
XXVII