Варфоломеевская ночь: событие и споры

Недавно была предпринята попытка, сначала Николой Сатерленд, а затем Жаном Луи Буржоном, обелить Екатерину[13] и взглянуть на нее как на жертву «черной легенды». Пропаганда наиболее эффективна тогда, когда все беды мира ставятся в вину одному человеку. Во Франции XVI в. Екатерина являла собой отличную мишень для нападок, распаляемых ксенофобией, социальной спесью и женоненавистничеством. Будучи флорентийкой, она представала обманщицей и отравительницей по натуре; происходя из рода «выскочек» (Медичи выросли на торговле и банковском деле), она якобы завидовала старинной французской знати, а как женщина олицетворяла «чудовищную власть», ибо женщина, как доказывали Джон Нокс и другие проповедники и теоретики, неспособна править.

Множество гугенотских памфлетов, изданных после Варфоломеевской ночи и направленных только против Гизов, затем обращались и против королевской семьи, особенно Екатерины. Яркий пример — «Удивительные рассуждения (Discours) о жизни, деяниях и поведении Екатерины Медичи, королевы-матери» — анонимный памфлет, притязавший на фактическое описание ее жизни[14]. В нем мы находим большинство рассказов, в частности об отравлениях, составивших впоследствии так называемую «черную легенду». К сожалению, ложь, если она здесь присутствует, не всегда можно опровергнуть из-за скудости сведений; в ней можно лишь сомневаться. Полностью отбросить этот памфлет тем сложнее, что автор, кто бы он ни был, видимо, лично знал французский двор 1560-х годов. Похоже, что, не будучи гугенотом, он поддерживал союз с теми гугенотами и католиками, что были недовольны домом Валуа[15]. «Discours» был впервые опубликован анонимно в 1575 г., а два года спустя вышло новое издание, которое выдает признаки гугенотской обработки. Это могло быть сделано Симоном Гуларом, включившим его в свои «Mémoires sur l’estât de France». «Discours» имел успех во Франции и за ее пределами и выдержал несколько изданий на французском и других языках. Он долго не терял пропагандистской ценности и был использован в XVII в. против Марии Медичи, а в XVIII — против Марии Антуанетты.

«Discours» стал богатым источником для исторических романистов XIX в. Возможно, как отклик на культ Генриха IV после 1815 г., в 20-е годы XIX в. Францию охватило настоящее увлечение Религиозными войнами и Екатериной Медичи. Заслуженно забытый Шарль д’Утрепон написал в 1826 г. пьесу о Варфоломеевской ночи, где назвал Екатерину «отвратительной женщиной, память о которой будет покрыта кровавым крепом до конца времен». Бальзак, желая в начале своей карьеры стать французским Вальтером Скоттом, создал три эссе, в том числе о беседе Екатерины и Робеспьера; позже они были напечатаны под названием «О Екатерине Медичи». По мнению автора, ее путеводными звездами были «любовь к власти и астрологии». В отличие от большинства историков он отвергал ее привязанность к сыну Генриху. «Ее поведение, — пишет он, — доказало полную жестокость ее сердца». Гениальным поборником исторического вымысла стал Александр Дюма, который еще в 1829 г. написал пьесу «Генрих III и его двор», где Екатерина показана подлинной владычицей Франции[16]. Лучше известен его роман «Королева Марго», в котором Екатерина предстает злобным духом, возглавляющим развратный двор. Недавно (в 1993 г.) Патрис Шеро и Даниэль Томпсон сняли по этому роману фильм, исполненный кровопролития и, без сомнения, способствующий продлению «черной легенды».

Екатерина потеряла популярность не сразу. В начале Религиозных войн стихи Ронсара превозносили ее за миротворческие усилия. Поворотной точкой стала Варфоломеевская ночь 24 августа 1572 г. — гнусное преступление, вызвавшее поток обличительных памфлетов, в основном гугенотских[17]. Многие гугеноты считали, что Екатерина задумала бойню еще в 1565 г., когда встречалась в Байонне с главным министром испанского короля Филиппа II — герцогом Альбой. Через два года Альба вошел в историю после попытки жестоко подавить восстание голландцев против испанского господства. Он учредил особый трибунал — «Кровавый совет», осудивший на казнь многих людей, в том числе графов Эгмонта и Горна. Пока не обнаружено никаких документов о далеко идущем сговоре между Екатериной и Альбой в Байонне, но это само по себе не снимает с Екатерины по крайней мере частичной ответственности за Варфоломеевскую бойню[18]. Перейдем к разбору фактов.