От имени всей городской общины выступал по преимуществу Муниципалитет как церемониальный корпус, ответственный перед реликвиями. Купеческий прево и эшевены сопровождали во время процессий как реликвии св. Женевьевы, так и королевские реликвии из Сен-Шапель. Привилегированное место Муниципалитета, этого "тела города", в ритуальной системе дополнительно подчеркивалось во время процессий при помощи свечей. Большие и малые свечи, которые несли участники шествия или молебна, были снабжены гербами города. Одно и то же пламя служило почитанию Бога и было символом привилегированной общины, заботящейся о публичном культе. Гербы украшали все свечи, поставляемые муниципальным бакалейщиком; очень многие шествия мирян приобретали, таким образом, муниципальную тональность. Мощи в реликвариях тонкой ювелирной работы, напоминающих еще и о благочестивых связях гражданской и религиозной общин с богатыми донаторами, участвовали в феерии, в которой город, украшенный коврами и гобеленами и оживляемый пышными кортежами, был воодушевлен обещанием загробного мира[282].
Парижане и их святые были тесно связаны, но эта связь осуществлялась по-разному в зависимости от того, шла ли речь о "святых автохтонах" или о королевских "реликвиях страстей". Одна система была общей для любого средневекового европейского города, другая была связана с особым положением Парижа как столицы Франции. Они вполне мирно сосуществовали в силу присущего религии той эпохи "полицентризма", более того — согласование обеих систем само по себе являлось инструментом политической интеграции, однако это равновесие нарушилось в XVII столетии. Конечно, у корпоративного католицизма враги были и раньше (например, некоторые из нищенствующих орденов, проповедовавших крайние формы презрения к миру), но первый серьезный удар по нему был нанесен Генрихом III. Различными своими деяниями — от учреждения братства Кающихся в Париже до приказа убить герцога Гиза и кардинала Лотарингского, а затем сжечь их тела — этот король спровоцировал беспрецедентный разрыв между сакральными королевскими ритуалами и сакральными ритуалами городской общины[283].
Лига шумно отметила этот разрыв между королевским и общинным благочестием, но в конце концов исчерпала символические ресурсы парижской ритуальной системы. Система взаимодействия между спонтанными проявлениями благочестия верующих и литургическим контролем со стороны церкви была подорвана самими литерами (достаточно вспомнить магические "освященные свечи", при помощи которых парижане, узнав о смерти Гизов, пытались "погасить" династию Валуа)[284]. Католической лиге чрезвычайно сложно было конструировать собственную, чисто парижскую сакральность, слишком уж тесно последняя срослась с общекоролевскими таинствами. Характерно, что парижские траурные процессии, оплакивавшие гибель Гизов (имевшую в глазах лигеров характер вселенской трагедии), избрали своей конечной целью святилище Сен-Женевьев-дез-Ардан, связанное с исключительно локальным событием — прекращением в Париже эпидемии "горячки" благодаря чудесному вмешательству св. Женевьевы в 1129 г. Лигеры попытались создать и свой цикл календарных праздников, носящих также преимущественно парижский характер (например, "День святых баррикад" в память о парижских событиях 12 апреля 1588 г.). Но это стремление опереться на собственную, "автохтонную" сакральность подрывало столичную функцию Парижа, а ведь он продолжал претендовать на роль главы "Священного союза" и сердца мистического тела королевства. И даже упреки, адресованные Богоматери Шартрской, чье "предательство" сдало город роялистам[285], свидетельствовали о том, что лигеры были не в состоянии выйти за пределы системы локального корпоративного католицизма, исходящего из актуального божественного присутствия, опосредованного почитанием святых образов и реликвий. Но, несмотря на все их рвение, святые, коим приписывали вполне человеческие мотивации и поступки, явно теряли желание вмешиваться в историю людей и способствовать их единению[286].
Вступление Генриха IV в Париж возобновило религиозный пакт короля с народом его столицы. 29 марта 1594 г. сразу после присяги на верность королю, принесенной всеми буржуа в своих "десятках" и кварталах, состоялась генеральная процессия. Для участия в ней вынесли все реликвии, приветствуя бывшего "еретика-отступника". Классический путь от Сен-Шапель до Нотр-Дам увенчался клятвой на верность Церкви. Парламент отменил все лигерские праздники и постановил 22 марта, в честь вступления Генриха IV в Париж, ежегодно шествовать крестным ходом от Нотр-Дам к августинцам. После свершения королем пасхальных обрядов и после исцеления золотушных больных силой королевского прикосновения можно было констатировать, что союз королевской и общинной ритуальных систем был восстановлен.