«Варяг». Спасти Севастополь!

Хм. Странный гром… Обычно раскаты перемежаются тишиной, а этот… А еще он смахивал на хлесткое курлыканье, которое издает артиллерийский снаряд крупного калибра.

– О, мой бог… – прошептал Морган.

То, что он разглядел в потемках, было даже не тенью, а черной молнией, размазанным сгустком тьмы. Свербящее громыханье резко усилилось, а в следующее мгновенье тишину расколол чудовищный грохот – то, что на немыслимой скорости вонзилось в палубу «Уорспайта», взорвалось, вздыбливая броню, поднимая на вихре пламени обе орудийные башни.

У Моргана сорвало фуражку и едва не вышибло дух, приложив к переборке ударной волной. Корабли пробуждались, отовсюду поднимали вой сирены, брякали колокола.

Выдохнув, командир бегом поднялся в боевую рубку, и в этот самый момент жахнуло по его кораблю. «Вэлиент» сотрясся от днища до клотика мачты, и яростный огонь вывернул палубу.

– Все сюда! – заорал Морган и спустился обратно на верхнюю палубу, благодаря бога за спасение.

Пара 4-дюймовых орудий была сброшена за борт, а в палубе зияла огромная дыра, из которой валил дым и пар. Морган подозвал старпома и спустился вниз, в левую батарею.

Броневая дверь, связывавшая батареи разных бортов, не открывалась.

– Кувалды сюда! Живо!

Прибежавшие матросы принялись охаживать дверь кувалдами, и лишь тогда сталь поддалась.

Батарея правого борта была объята пламенем и полна дыма. Дико кричали сгоравшие заживо, разбросанные среди обломков и скрученного железа. «Содом и Гоморра!» – колотилось у Моргана в голове.

– Добровольцы! – сказал он вслух.

Двое матросов с пожарными шлангами встали у Моргана по бокам, и вся троица двинулась вперед. По трапам уже грохотали башмаки пожарной команды, медики надрывались, требуя морфий, но тут ударил очередной суперснаряд.

Он угодил в воду между «Вэлиентом» и «Малайей», пробуравил волны, как пуля, нет, быстрее пули, и рванул так, что вмял бронеплиты правого борта. Удар был настолько сокрушителен, что сталь разошлась по швам, выдирая заклепки, и вода хлынула в отсеки, заливая пожар. Вот только мало кто мог радоваться этому несчастью – когда лопается броня в ногу толщиной, мягкая плоть разжижается…

Следующий удар с неба настиг «Малайю», и очень удачно для неведомого врага – суперснаряд пробил край палубы и разворотил весь борт.

Локаторы «Нью-Джерси» безуспешно искали невидимые бомбовозы – небо было чистым и пустым. Пятый и шестой снаряды как раз и пробили по американскому линкору, уничтожив тому машинное отделение и кормовые орудийные башни, после чего «Нью-Джерси» вывернуло наизнанку – взорвался кордит. Обломки металла, огонь и дым поднялись, чудилось, до облаков, а грохнуло так, что на километры вокруг вышибло стекла.

Седьмой и восьмой суперснаряды ушли в воду, погнав такую волну, что опрокинулись два миноносца, а крейсер «Аретуза», подброшенный носом вверх, обрушился на эсминец «Ашанти», опрокинутый набок, и втесался в него форштевнем, как исполинский колун.

Девятая «посылка» ударила по пирсам, разбрасывая грузовики, как игрушечные, и валя стены ближайших складов.

Турки на линейном крейсере «Явуз» открыли с перепугу огонь из пушек главного калибра. Одиннадцатидюймовые снаряды нашли-таки свою цель и накрыли ее первым же залпом – это был авианосец «Формидебл».

Расстрелянный в упор, корабль сотрясся от череды взрывов и загорелся сразу во многих местах. Палубная авиация пострадала только на треть, ибо большая часть «Сифайров» была поднята в небо, занятая безнадежными поисками агрессора.

Однако и Черное море, и черное небо были одинаково пустынны.

* * *

Рассвет невинно зарозовел, солнце поднялось над морем, заливая ласковым светом и Бургас, и порт. Если окраины города лишились оконных стекол, то на центральных улицах царило обычное, равнодушное спокойствие, слегка взбудораженное ночными событиями.

Благонамеренные граждане живо обсуждали взрывы в гавани, с жаром убеждая друг друга, что это был налет. Или подводные диверсанты отметились. Или а-агромадная пушка отстрелялась из-за Днестра.

А в самой гавани царили паника и хаос. Те из кораблей союзной группировки, что еще не затонули, еле держались на плаву. Уцелели только «Явуз», крейсеры «Дрэгон», «Морешес» и «Фробишер».

Выжившее командование, заночевавшее на берегу, тут же развело бурную деятельность, целью которой было понятное желание обелить себя и переложить вину на врага.

Поиски ни к чему не привели, а пять часов спустя после обстрела он повторился. Мало кто из моряков успевал заметить прилетавшие снаряды: быстрый промельк – и взрыв.

Притопленная «Малайя» пострадала снова и ушла на дно окончательно, а остальные «суперы» падали либо в воду, либо на землю, образуя кратеры в тридцать-сорок метров в поперечнике.

И снова «Явузу» повезло – англичане даже заподозрили турок в коварстве, но те отбрехались.

Уже под вечер, когда с моря пришел рыбацкий баркас Ванко Христова, у англосаксов прояснилось в голове – Ванко рассказал, как с неба падали дымящиеся «бочки с такими вот хвостиками».