Варяги и Русь

— Теперь в Киеве восходит лучезарное солнце правды, и ты гордиться можешь, что первый светоч веры принесен был тобою и твоим мученически убиенным супругом, князем Аскольдом…

Воспоминание о пережитом вызвало невольные слезы на глазах Ирины.

— Не вспоминай об этом, святейший, — потупилась она, — молю тебя, не вспоминай.

— Страдаешь ты? — с участием спросил он.

— Стараюсь и забыть не могу… Кровоточит все еще рана… Боюсь вспоминать о прошлом…

— Напротив того, вспоминать нужно… Кто помнит прошлое, тому легче в настоящем… Так вот… Как бы хорошо было и сколь велика бы была заслуга того, кто решился бы утвердить светоч великой истины над погибающей в кромешной тьме язычества землею. Понимаешь ли ты, что я говорю тебе?

— Смутно, святейший.

— Ты должна утвердить великий светоч.

— Я?

— Да, ты…

Патриарх строго глядел на растерявшуюся инокиню.

— Святейший, — послышался дрожащий голос Ирины, — но как можно совершить то, что ты желаешь?

— Тебе должно покинуть сей монастырь…

— Покинуть?!

— Прежде всего и отправиться в Киев.

— Но что я могу сделать там?

— Многое…

— Я? Умирающая старуха!

— Слушай… В Киеве живет теперь мать киевского князя Святослава, она, как нам известно, обуреваема искренним желанием познать истину, но некому обратить ее к великому свету Христову… Понимаешь ли теперь?

— Немного…

— Горда эта княгиня, и нет в земле славянской никого ей равного, чтобы мог говорить он с нею, как с равною. Между тем почва подготовлена уже для благодатного посева. Стоит только всколыхнуть ее, и она даст обильный плод в вертограде Христовом.

Ирина молчала смущенная и растерянная: она не знала, что отвечать.

— Что же ты молчишь? — возвысил голос патриарх. — Я жду твоего ответа. Или не люба тебе моя речь? Или не хочешь ты потрудиться для Господа? Вспомни, что душу спасаешь ты от когтей диавола, в которых находится она… Мало одной молитвы, нужен и подвиг, сказано: вера без дел мертва… Пожалей свою душу, прими подвиг многотрудный… И славный подвиг. Этим подвигом и службу великую сотворишь… Ты докончишь начатое твоим супругом-мучеником святое дело, и весь мир будет вспоминать тебя… Ты слышала? Так ответь, принимаешь ли подвиг? Пойдешь ли ты на Днепр к киевской княгине?

Ирина едва держалась на ногах, так велико было овладевшее ею волнение.

— Принимаешь ли подвиг? — опять раздался вопрос. — Совершишь ли его, пойдешь ли в Киев?

— Принимаю, пойду! — раздался наконец покорный ответ Ирины.

Лишь только получено было согласие Ирины отправиться в Киев, сейчас же началась подготовка миссии на берега Днепра. Нужно было прежде всего избрать заместителя умершему настоятелю киевской христианской общины. Он должен был быть не только вероучителем, но и дипломатом. Выбрать достойного взялся сам патриарх. Он приказал объявить по всем монастырям и церквам, чтобы те из священников или ученых иноков, которые желают отправиться в варварские страны на севере, являлись к нему для беседы, и в патриаршие покои на зов патриарха сошлось множество духовных лиц, готовых к подвигу среди язычников.

Феофилакт с каждым беседовал подолгу.

Наконец нашелся иерей, подходящий, по мнению патриарха, для свершения великого дела.

Его звали Григорий; он по происхождению был славянин, но юность и зрелые свои годы провел в Византии. Патриарх долго испытывал его и убедился, что он вполне отвечает всем его требованиям.

Вскоре назначен был день отплытия.

Сам патриарх, императрица Елена, наследник престола Роман вместе с пышной свитой явились проводить отправляющихся в дальний путь.

— Возлюбленные мои, — говорил отъезжающим Феофилакт, — уходите вы в страны варварские, и Единый Господь вам защита во всех тех опасностях, которые ожидают вас там. Не может быть у вас надежды на людскую помощь, надейтесь только на Господа, надейтесь и помните, что, как бы вы мало ни сделали, ваше дело будет зерном, брошенным в почву. Зерно же не возродится, если не умрет, — помните эти великие слова и идите смело. Господь будет с вами, ибо вы свершаете Его святое дело. Чувствую я, что не дождусь вашего возвращения, ибо бремя прожитых лет низводит меня к гробу моему, но до последнего вздоха буду вас помнить и молиться за вас. Идите же, возлюбленные, да хранит вас сила небесная от бурь морских, от злобы человеческой, Бог Всемогущий не оставит вас, своих трудников…

IV

В Киеве не ждали византийского посольства.

Часто в Киев приходили ладьи с разными «гостями», и киевляне так привыкли к их появлению, что не обращали внимания, если на Днепре появлялась незнакомая ладья, струг или караван из ладей и стругов. Всем было известно, что пришедшие ладьи остановятся в определенном месте, пошлют к князю или княгине Ольге извещение о своем прибытии и лишь после этого откроют торг, если на то последует княжеское соизволение.

На этот раз киевляне узнали, что нет на ладьях ни золота, ни камней самоцветных, ни кувшинов с душистым вином, какого не умели варить в странах славянских, ни пурпурных, ни парчовых тканей. Однако богатейшие дары были посланы прибывшими в княжьи палаты. А вскоре после этого узнали киевляне и о том, кто прибыл к ним из-за моря.