Варяги и Русь

Эти перестрадавшие в тяжелой неволе люди все еще не могли поверить внезапному своему счастью. Они робко поглядывали на своего недавнего властелина, но тот угрюмо молчал.

Прастен, конечно, не сочувствовал поступку Андрея и теперь сожалел о том, что подарил ему этих рабов.

— Идите же куда хотите! — повторил Владимир, — вы свободны.

Не успел он сказать своих слов, как раздался голос старого печенега, так жестоко избитого Прастеном.

— Я не уйду!

Глаза всех обратились в его сторону.

— Я не уйду, — повторил он. — Он был моим рабом, — сказал он, указывая на Андрея, — и я не был к нему добрым. Я бил его жестоко и заставлял его исполнять самые тяжелые работы. Теперь, когда он увидал, как злой человек стал мучить меня беззащитного, он заступился за меня, пожалел меня. Этим он покорил мое сердце. Когда он словом своим отпустил меня на волю и стал я вновь свободным, распалилось сердце мое на него, — он кивнул на Прастена, — и первой мыслью моей было отомстить ему за всё, что претерпел я за то время, пока был я рабом его. Лютым гневом кипела душа моя. Пока был я в неволе, не смела рука моя подняться на господина моего и ум мой помыслить на него злое. Но вот стал я свободным и, стало быть, равным воеводе Князеву…

— Презренный раб, — перебил его Прастен, — скоро же ты позабыл, как мой бич полосовал твою спину.

— Я не раб уже, Прастен, я отныне свободный. Это подтвердил своим словом княжий сын, — гордо отвечал печенег, — я тебе равен во всем, а, пожалуй; по роду моему и выше тебя. Или позабыл ты, что я свободный князь своего племени? Если боги отдали меня в неволю, то Бог христиан через этого старика освободил меня. Я готов был отомстить тебе за все, что вытерпел от тебя!

— Вот что делают эти христиане! — вскричал Прастен, — рабы хотят мстить своим господам!

— Этот печенег более не раб твой, Прастен! — твердо сказал Владимир и, обращаясь к говорившему, спросил: — Твое имя как?

— Все у меня на родине звали меня Темир.

— Ты у себя был старейшиной?

— Да, мое племя беспрекословно повиновалось мне.

— Как ты попал в неволю?

— Увы! Как попадают всегда. Боги хороши для нас сегодня, а завтра они готовят нам злое горе. Мне изменило ратное счастье. Мои дружины были рассеяны после боя.

— Кто же теперь в племени вместо тебя?

— Мой старший сын.

Владимир задумался.

— Непременно приди ко мне в Киев, — сказал он.

— Зачем?

— Будет для тебя дело у отца моего…

— Хорошо, я приду, но теперь я закончу речь свою. Я сказал, Прастен, что загорелось мое сердце лютою против тебя местью. Готов я был задушить тебя вот этими самыми руками, которые еще утром работали на тебя. Но когда услыхал я речь этого христианина, повернулось сердце мое. Ты ли не причинил ему зла? Ты ли не заставил страдать его? Ты убил его сына, убил жену, а самого его выдал моим сородичам. Ведь мой отец Прастен, взял его у тебя. Ты погубил этого человека, и когда он стал властелином крови твоей, когда сын твой беспомощный, умирающий попал в его руки, он вместо того, чтобы предать его страшным мучениям, ходил за ним, вылечил его, забывая, что между вами пролита кровь! Когда узнал! я это, тогда-то и повернулось сердце мое. Понял я, что больше наслаждения для человеческого сердца оказать милость заклятому врагу, чем предать его страшным мукам. Спасибо тебе, старец, научил ты меня, и сделал я, как ты сделал. Прастен, прощаю тебе все обиды твои. Не хочу я мстить тебе за них. Неукротимо сердце твое, гневом ярым распален дух твой, но придет время, когда и сам ты познаешь все; что говорил он и что говорю сейчас… Не бойся меня, Прастен, я прощаю тебя. А тебе, Андрей, вот что скажу я, — обратился он к старцу, — прошу я тебя об одной милости. Позволь мне остаться с тобой. Научи меня вере в твоего Бога, дабы я стал так же чист сердцем, как ты. Не гони меня, пусть я буду слугою твоим, позволь лишь мне быть с тобою. — И Темир припал к ногам Андрея.

— Что ты, брат мой, встань, — кинулся тот поднимать его, — одному Господу Богу надлежит кланяться, а не тленному созданию его.

— Не гони меня, — просил печенег, — позволь мне остаться у тебя.

— Господь с тобою, оставайся! Не смею я отказывать в пристанище тому, кто приходит, дабы познать Бога живого.

Злобный смех Прастена прервал речь Андрея.

— Как отвратительны все эти лживые речи, — восклицал он, — пойдем прочь, Зыбата! Ты можешь быть спокоен, я хорошо заплатил этому старику за тебя. Ты ему ничего не должен.

— Отец, — серьезно сказал юноша, — Андрей сделал для меня добро не ради твоей платы.

— Будто!

— Да! Твои богатства ему не нужны.

— Ты сам видел, он взял их…

— Погоди, отец, ведь ты еще не рассчитался с ним.

— Как? За что не рассчитался?

— А за себя…

— За себя?

— Да, ты говорил, что он имеет право отомстить тебе.

Прастен опять захохотал.