Варяги и Русь

— Твой Нонне зачем-то привел нас туда, где мучатся христиане.

— Да-а-а! — протяжно произнес жрец. — И что же?

— Я подумал, что нехорошо очутиться на их месте!

— Еще бы! — усмехнулся старец.

— Но за что они так мучаются?

— Ты хочешь это знать?

— Да! Нонне что-то такое говорил мне… Будто они враги Святовита и их муки доставляют ему удовольствие… Может ли это быть? Я видел этих людей. Они кротки, в особенности их жрецы, толкуют о любви и неохотно берутся за меч. За что же страдают они? Что сладкого в том, чтобы пленить несколько жалких людей и терзать их тело?..

Владимир не заметил, как нахмурилось лицо арконского жреца.

— Ты очень молод, мой сын, — сказал, прерывая его, Бела, — и многое в жизни действительно непонятно тебе. Нет у Святовита, у Перуна, у Сварога и Одина врагов более сильных, чем христиане. Всюду, где ни появляются они, рассеивается слава богов, которым поклонялись наши предки. Христиане возвещают новую жизнь, а зачем она, эта новая жизнь, когда народ счастлив? Разве не прославил себя и свой народ конунг Олоф своими бесчисленными победами? Имя его гремело повсюду… Но как только около него появились христиане, он забыл о победах и слушает их речи, а народ его беднеет и не находит себе пищи для существования. А речи их лживы. Они говорят о добре и любви людей, а что отдают сами? Вот и ты пострадал и страдаешь от них.

— Как так? — удивился Владимир.

— Тебе это знать лучше, чем кому-нибудь другому!

— Ничего не знаю… Моя бабка Ольга была христианкой, и я никогда не видал от нее никакого зла… Это скажет и Добрыня!

Малкович, услышав свое имя, приподнялся и перешел к столу, за которым сидел его племянник.

— Ты что-то говоришь обо мне? — сказал он.

— Да! Вот скажи Беле, что бабка Ольга, хотя и умерла христианкой, а лучше ее не было на свете женщины.

Добрыня кивнул.

— Ты уже позволь, отец Бела, присесть с вами, — говорил он, подвигая высокий табурет, — слышу я, поминаете вы мое имя, так думаю, что уже и мне лучше быть тут.

Глаза арконского жреца блеснули гневом.

Среди дружинников, сидевших за пышным столом, прошел шепот. Им показалась оскорбительной бесцеремонная выходка славянского витязя, но тот не обратил внимания ни на грозные взгляды Белы, ни на ропот его воинов.

— Ты, отец Бела, не гневайся, — говорил Добрыня, принимаясь за кубок с вином, — сам ты виноват, что меня за задний стол посадил. Не место мне, княжому дяде, там. Вот я и перешел сюда. Все равно без меня с племянником ничего не решишь, и толковать-то со мной придется!..

— Отец Бела, — просительно сказал Владимир, — дядя Добрыня мне вместо отца, и нехорошо ему на пиру ниже меня быть!

Лицо жреца несколько смягчилось.

— Это хорошо, что ты за своих заступаешься! — сказал он. — Пусть Малкович с нами будет. Я знаю, что он воин храбрый и советник хороший.

— Вот так и давно бы тебе! — промолвил, слегка усмехаясь, Добрыня. — Вот что, отец Бела, ты княгиню Ольгу хаять оставь: мудрая она была, недаром по вещему Олегу имя свое носила. Про христиан тоже тебе ничего не скажу. Есть и среди них храбрые воины.

Бела опять нахмурился. Очевидно, он не мог выносить, когда при нем хвалили христиан.

— Много христиан развелось в Киеве, — произнес он, — и они погубят весь народ славянский. Они уже просветили Ярополка и подстрекнули его убить Олега.

— Не может быть того! — воскликнул Владимир.

— Ты думаешь? — холодно сказал Бела, в упор смотря на Владимира. — Олег и ты никогда не поддались бы им, а Ярополк склонился на их сторону. Он позволяет христианским жрецам обращать в свою веру киевский народ. Олег не позволил бы этого. Ты тоже. Вот вас и нужно было устранить, чтобы Ярополк остался один княжить. О, они хитры! Олег пал, ты изгнанник. Ярополк поддался христианам.

— Я вернусь, — закричал Владимир, — и горе всем им!

— Кому им? — спросил Бела.

— Им: Ярополку и христианам.

— И ты не отступишься от своих слов?

— Клянусь, нет!

— Тогда, мой сын, ты можешь рассчитывать на помощь Святовита! — торжественно проговорил жрец. — Я дам тебе дружину и помогу тебе в твоей мести.

Он протянул руку славянскому князю, как бы подтверждая этим свое обещание.

Очевидно, Бела изменил свой взгляд на Добрыню. Вскоре вместе с ним он удалился из зала, оставив Владимира пировать со своими воинами. Сын Святослава был рад. Обещание арконского жреца ободрило его. Он опасался, что им с Добрыней не удастся добыть на Рюгене дружины; теперь эти опасения рассеялись. С уходом Белы все повеселели. Воины уже не только что непринужденно разговаривали, но и смеялись. Забыта была даже выходка Добрыни Малковича, тем более что все видели, как жрец оказал ему внимание.

К Владимиру все относились с большим почтением.

После того как Бела открыто обещал ему помощь, в нем уже видели вождя в предстоящем походе, и поэтому многие старались обратить на себя его внимание.

В это время Бела и Добрыня в отдаленном покое вели между собой откровенный разговор.

— Помощь-то ты пообещал нам, отец Бела, — говорил Добрыня Малкович, непринужденно сидя перед жрецом на дубовой скамье, — а вот не сказал одного, что ты за это получить с нас пожелаешь?