Варяги и Русь

Будто вымер весь город. Но когда дружины Владимира попробовали подойти поближе, в них со стен полетела такая туча стрел, что Владимировы воины, не ожидавшие ничего подобного, стремглав бросились от стен врассыпную.

Владимир, стоявший на холме под городом, увидел бегство своих дружин. Ярый гнев овладел им. Бегут! Его дружины, только что одержавшие славную победу над полоцкой ратью, бегут! Может быть, гордая княжна, так жестоко оскорбившая его, смотрит на это бегство, и душа ее полна злобной радостью. Он что было сил ударил коленами в бока своего коня. Конь вздрогнул, заржал и вдруг, рванувшись с места, понес своего всадника прямо в гущу беглецов.

Вожди, окружавшие Владимира, не поняли сперва, в чем дело. Им показалось, что конь испугался и понес. Ужас объял этих людей, когда они увидели, что конь ураганом мчится к полоцким стенам, сбивая грудью всех, кто попадался навстречу.

— Князь, князь! Спасайте князя! — раздались тревожные крики. Этот вопль отрезвил бегущих воинов. Они остановились. Еще мгновение — и страх их исчез так же быстро, как и появился.

Владимир Святославович в сверкавших на солнце доспехах мчался один по равнине. В правой руке его виден был обнаженный меч. Изо рта коня по его белой шерсти клубились кровь и пена.

И за полоцкой стеной тоже как будто были поражены действиями князя. Стрелы уже не сыпались оттуда. Этим воспользовались пришедшие в себя княжеские дружины. С дикими криками бросились Владимировы воины снова к городским стенам. Князь был уже у ворот Полоцка. Его добрый конь легко перепрыгнул ров, и Владимир очутился на узенькой тропинке около стены. В неистовом реве рубил он мечом ворота. Но крепкий дуб не поддавался.

За стенами опомнились. В осаждающих сыпались стрелы, камни, лилась потоками горячая смола. Но все-таки сопротивление было слишком слабое и не могло остановить нападавших. Они, видя своего князя у ворот Полоцка, старались загладить свою неудачу. Ров уже местами был засыпан. Откуда-то появились бревна, и, раскачивая их на руках, что было сил, воины Владимира ударяли ими в ворота. Удары были так сильны, что слышен был уже треск надламывавшихся бревен. Другие вскарабкивались на тын. Едва только они добрались до верху, прекратилось всякое сопротивление. В то же время с помощью бревен разбиты были ворота, и Владимир ворвался в Полоцк.

Но, едва очутившись за воротами города, князь остановился в изумлении. Его глазам предстало странное воинство, подобного которому он никогда и нигде еще не видел. Луками, мечами, секирами были вооружены полоцкие женщины. Это они встали на защиту родного города и обратили в бегство новгородские дружины! Теперь они все, побросав оружие, тесной толпой окружили свою молодую красавицу княжну, гордо смотревшую на грозного победителя.

В это время и через тын, и через ворота в побежденный Полоцк вливались все новые и новые толпы победителей. Теперь всем дружинникам было уже известно, что за воины обороняли от них эту твердыню, и им невольно становилось стыдно.

Владимир вложил в ножны меч и пошел к Рогнеде. Толпа женщин расступилась, и княжна осталась одна пред новгородским князем. Она стояла на ступеньках, смотря сверху вниз на приближавшегося победителя.

— Рогволдовна, — крикнул, подходя, Владимир, — рабынич победил твоего отца… Что скажешь?

— Скажу, что злые силы были за тебя, — ответила Рогнеда, — ты не победил, а осилил.

— Пусть так, но я осилил в честном бою. Я бился с Рогволдом один на один.

— И отец умер? — тихо спросила Рогнеда.

— Вот эта самая рука поразила его, — поднял новгородский князь свою правую руку, — но клянусь, я хотел бы, чтобы он остался жив! Но что поделать. Если бы я не поразил его, он убил бы меня.

— А братья? — тихо спросила княжна.

— И они полегли… Из всего вашего рода осталась лишь ты…

— Вот они! — вдруг сказал Эрик, успевший подойти к князю.

Он раскрыл свой страшный мешок и выкатил к ногам Рогнеды головы ее отца и братьев.

— Батюшка, родимый мой, братцы мои любезные! — причитала Рогнеда, — покинули вы меня, горемычную, покинули меня… Убили вас люди злые…

Княжна не плакала, но в воплях ее слышалось такое горе, что все вокруг притихли, давая ей излить свою печаль.

Владимир стоял потупившись.

Нехорошо было у него на сердце; не того совсем ждал он от свидания. Месть совершенно не удовлетворила его. Он чувствовал, что совесть мучает его.

— Рогволдовна! — тихо сказал Владимир, стараясь говорить как можно ласковее, — успокой свое горе. Клянусь, они умерли, как храбрецы, утешься!

Рогнеда, почувствовав прикосновение его руки, вдруг выпрямилась и откинулась всем телом назад. Глаза ее сверкали.

— Прочь, убийца, — закричала она, — как ты смел прикоснуться ко мне? А, ты убил отца, и дочь — твоя добыча!.. Так нет же! Никогда дочь князя Рогволда не станет твоей рабой. Я родилась свободною и умру свободной!

Что-то сверкнуло над головой молодой девушки, но Владимир предвидел это движение. Он успел схватить руку Рогнеды, вооруженную кинжалом.

— Клянусь Перуном, ты не умрешь, Рогволдовна, — вскричал он, — довольно смертей, довольно крови!

Девушка попыталась вырваться.