Варяги и Русь

— Почем я знаю — почему?.. Вы сами знаете, что в этот день все может случиться, разные чудеса творятся, в особенности, когда выпьешь хмельного меду… А хорошо, хорошо, когда выпьешь его… Так весело, так хорошо, что все прыгала бы через огонь и выбирала бы суженых…

При этом она развязала свой мешок и из трав и корешков, находившихся в нем, вынула кусок сухого хлеба и начала его есть вместе с каким-то корнем, над которым она пошептала что-то и положила в рот.

— Эх ты, старуха колдунья, — сказала Светлана. — Умеешь вот колдовать, а не наколдуешь себе лучшей пищи… Вон хлеб какой заплесневелый, и собака такой не станет есть… Поди к нам в избу, там мы угостим тебя чем-нибудь горяченьким…

— Нет, мои ласточки, не пойду… Старик ваш злой, да и мне сегодня надо кое-где побывать, корешков поискать да приготовиться к завтрашнему дню. Спасибо вам, родные, за добрые слова, а на Купалу не ходите.

Старуха встала, но вдруг начала беспокойно озираться.

— Кто-то подсторожил нас, — сказала она.

Все встали и заметили, что среди лесной чащи колебались ветви деревьев, а вскоре показалась рыжая голова лесного сторожа Якуна.

— Якун! — вскрикнули девушки и бросились по тропинке в лес. Но потом они вернулись и спрятались за большим деревом; им хотелось послушать, о чем он будет говорить с колдуньей.

— Не бойтесь, девоньки, не бойтесь, красные, — сказала им Яруха, — это ведь свой человек… Не влюбитесь в этого красавца… Вишь, ростом не вышел, красотою не взял, а горбом да старостью и лохматой головою уж и подавну победы не брать.

Девушки вышли из-за дерева на опушку.

— Что это с ним? — прошептала Светозора, знавшая его лучше других сестер. — Что он держится за щеку?..

— Ну, что ты там стонешь? — спросила его Яруха.

— Ой, ой! Спаси, Яруха… Видишь, кровью обливаюсь, — держась за щеку, проговорил Якун.

— Отними руки и дай посмотреть, что тут у тебя приключилось… Чай, не с красными девками целовался и не откусили они носа у такого красавца.

Якун отнял руки от лица, а Яруха опустилась перед ним на колени, чтобы посмотреть рану.

— Хорошо, что ты встретилась мне, а то изошел бы кровью…

— Однако хорошо тебя угостили… — сказала она и захохотала. — Вот так угостили… На каком это пиру?

— Не на пиру, колдунья, — простонал Якун, — и если б ты знала, кто угостил меня, так прыгнула бы от радости выше этого дуба.

— Будто! Кто же бы это такой был!.. Хотелось бы знать… Давно уж не прыгала и уж, видно, до завтра не придется прыгать, — сказала колдунья, роясь в мешке с травами.

— Сказал бы, да ты питаешь ко мне вражду и собираешься мстить…

— Собираюсь-то собираюсь, но когда настанет этот час — не знаю… И теперь бы могла посмеяться над тобою, да совестно, вишь, молодых девушек… Еще не вся совесть у меня пропала… Даже хромого волка, коли он страдает, надо спасти, а не токма человека…. Правда, не стоишь ты того и сам знаешь, сколько зла ты причинил и мне, и людям… Ну, давай свою голову… — прибавила она, помочив грязную тряпочку в воду, которая у нее оказалась в горшочке, — надо промыть да потом травкой заложить… Вишь, как хватил, до самой кости, да и глаз прихватил заодно.

— Ох, сильно хватил… Знавал я его руку в былое время, сильна она была, а теперь еще сильнее сделалась от злобы.

— О ком ты говоришь? — спросила старуха, обвязывая голову тряпкой, оторванной от мешка.

— Да уж знаешь, о ком… Ты ведь колдунья и должна знать все…

— Постой, ужо поспрошаю ветра буйного, и он мне, быть может, скажет, коли ты не хочешь мне поведать… Авось, он добрее тебя.

— Да уж, если скажу, так ты отпрянешь на десять пядей от меня.

— Вишь ты, какое страшное слово…

— Ну, скоро ли обвяжешь мою голову, старая карга?

— Потерпи, молодец… я больше терпела и то не жалуюсь… Не думай, что у тебя болит… А глаз твой того… едва ли не вылезет вон… Ему одно средство — животворящая вода, да где ее взять… На Лысой горе у нас ее нет, а на Чертово бережище не пойду просить у дедушки Омута… Он уж очень сердит… Ну, вот и готово; теперь ты можешь идти на новый пир и бражничать там до новой крови…

— Типун тебе на язык, ведьма подколодная, — прошипел Якун.

— Ну, говори, где тебя так славно угостили?..

— Погоди, — сказал он, повернувшись в ту сторону, где стояли сестры.

— Небось, они не выдадут красавца… Говори скорее… Уж солнце за полдень, и мне некогда калякать с тобою.

— Ну, и черт с тобой, провались, окаянная, — сказал Якун.

— Если я провалюсь, то не видать тебе своего глаза как и своих ушей.

Якун помолчал минуту, поправляя повязку на своей голове.

— Ну, спасибо, колдунья, что облегчила боль… Ужо приходи ко мне, и я за это затравлю тебя медведями.

— У, гадина! — взвизгнула Яруха. — Давно бы тебя следовало извести, да уж подожду…

Девушки прислушивались к их перебранке. Вдруг послышался треск сучьев и показался седой старик, увидев которого, Якун крикнул:

— Вот он, вот твой Олаф… Да будет он проклят вместе с тобою! — И исчез в лесу.

Яруха стояла пораженная словами Якуна и смотрела на старика, которого считала давно умершим.

— Неужели это ты, Миловзора, моя ненаглядная внучка? — спросил Олаф старуху.