Варяго-Русский вопрос в историографии

Антинорманистами движет, уверял в 2001 г. Е.В. Пчелов, «странное» понимание патриотизма, когда считают, что «присутствие иноземцев на Руси и неславянское происхождение правящей династии ущемляют чувство национального достоинства русских, показывают их неспособность к самостоятельной самоорганизации», и что, как он пытался достучаться до сознания тех, кем якобы движет столь «странное» понимание патриотизма, «происхождение династии Рюриковичей никак не может умалить "национальную гордость великороссов"». В 2004 г. Е.В.Бронникова в книге, посвященной Ломоносову и вышедшей в известной серии «Русскш миръ в лицах», перечислила качества своего героя, мало вписывающие, на ее взгляд, «в канонический образ ученого»: «мифотворчество своей жизни», возвеличивание «себя самого», умение ориентироваться «в смене настроений при российском Дворе», умение интриговать, находить «покровителей и заступников», стремление «к высоким чинам и должностям, к высочайшим земельным пожалованиям, к обретению стабильного дохода», что «в обширном рукописном наследии Ломоносова почти невозможно встретить критические отзывы о самом себе» и т. п. И, стремясь показать его «подлинное лицо», автор, сказав несколько дежурных фраз о нем как о выдающемся отечественном деятеле науки и культуры, особо подчеркивает ставший популярным в наши дни еще один негативный аспект разговора о Ломоносове, что в послевоенные годы его образ «как нельзя лучше подошел для идеологии борьбы с "космополитизмом"»[125].

В 2004 г. А.А. Формозов вновь затронул тему Ломоносов и Миллер. Затронул, естественно, все в том же ключе и еще более усилив ранее высказанные оценки. Говоря, что в советское время замалчивался вклад в становление российской археологии в XVIII в. немцев Мессершмидта, Гмелина, Миллера, Палласа, и стремясь восстановить справедливость, но при этом противопоставил немцев русскому Ломоносову, словно тот был лично виноват, по словам автора, в «антинаучном восприятии истории отечественной культуры, выраженном в изданиях 1950-х годов...», «в период, отмеченный шовинистическими тенденциями». И констатировал, касаясь в том числе и дискуссии Миллера с Ломоносовым, что если немцы - «кастовые специалисты» - «несли в Россию строгую науку, не задумываясь, как она тут будет воспринята» (так Миллер «был обвинен в политических ошибках, понижен в чине (из академиков в адъюнкты) и переведен из Петербурга в Москву»), то для Ломоносова - «дипломированного функционера» - история являлась не одной «из областей познания реального мира», а разновидностью риторики, обслуживающей «заранее заданные тезисы о величии и древности предков русского народа...», что «великий Ломоносов горой стоял за "Синопсис"...», наполненный нелепицей, что для него «характерна старая донаучная манера составления истории», ибо он провозглашал, что древность славян «даже от баснословных еллинских времен простирается и от троянской войны известна», и видел в венетах (вендах) славян, переселившихся из Трои на берега Адриатики, «где ныне Веницейские владения, далече распространились». И, как исследователь впервые предъявлял Ломоносову претензии со стороны археологии (ну, кругом виноват!), «идея обслуживания наукой политических лозунгов - функционерства, - выдвинутая Ломоносовым, была чревата большими опасностями для дальнейшего развития русской археологии. К счастью, провести в жизнь эту программу тогда не удалось...»[126].

Много и во многом заслуженно говорили ученые о Миллере в 2005 г., когда отмечался 300-летний юбилей со дня рождения этого достойного человека (по инерции данный процесс захватил два последующих года). Но согласно многовековой норманистской традиции, сколько достоинств приписывается Миллеру, ровно столько же их отнимается у Ломоносова, даже когда его имя не называется. В 2005-2007 гг. С.С. Илизаров, частично повторив ранее высказанные им мысли, констатировал, что «петербургские годы Миллера - «после катастрофы 1749-1750 гг. и перенесенных унижений - проходили в постоянном творческом и служебном напряжении, сопровождавшемся морально-психологическими травмами», и что в его решении перебраться из столицы в Москву в 1765 г. «сказалась накопившаяся усталость от бесконечных и подчас немыслимых придирок и преследований, в том числе цензурных, не только со стороны чиновников, но и коллег ученых». Вместе с тем историк, издавая в 2006 г., в вдогонку за антинорманистами, диссертацию Миллера, резюмировал, что она «почти никем из бесчисленного количества участников двухсотпятидесятилетнего спора по так называемой "норманской теории" не читалась»[127]. Тем самым Илизаров признал, что диссертация-речь Миллера выдается норманистами-«ломоносововедами» без обращения к ней - т. е. вслепую! - за результат «сверхобъективности» немецкого ученого, которой лишь с «националистических» позиций и противостоял Ломоносов.