Вариации для темной струны

Шла вся гимназия, но каждый класс — по своему маршруту. Мы шли со своим классным руководителем далеко за город — два часа туда и четыре обратно, часть дороги по грязи, часть по снегу. Проходили мы через несколько деревень, в которых я никогда в жизни не был, и люди выбегали из домов, смотрели на нас, а некоторые нам даже махали, словно шла какая-нибудь процессия или колонна солдат. В одной деревне Тиефтрунк отбежал по нужде в трактир, который стоял при дороге и был открыт, но мы знали, что он идет не с этой целью, а за пивом, только Доубек утверждал, что Тиефтрунк мог пойти и за тем и за другим. Тиефтрунк нас догнал уже ва деревней у одного полузамерзшего ручья. В лесу сделали привал, чтобы поесть. Но никто уже не ел, потому что каждый съел все, что взял с собой, еще по дороге. Поэтому было неуютно и холодно, мы бегали между деревьями, забирались в чащу, и только один Фюрст стоял все это время возле дерева, чтобы не испачкать свой костюм. А когда пан учитель наконец посвистел в свисток, оказалось, что многие зашли слишком далеко и теперь возвращаются почти из другого леса.

В пятницу не пришел в школу учитель чешского, цотому что после вчерашнего похода он заболел, и было очень жаль, он должен был начать рассказывать нам «Свадебные рубашки». Но зато мы узнали от мальчиков из пятого класса «А», что с ним случилось в этом походе. Он был со своим классом, пятым «А», где-то возле Святоянских потоков, хотя до них они так и не дошли. Они спутались еще в городе на перекрестке возле москательной лавки и вместо Святоянских потоков очутились у подножия Ржипа. Собственно, туда дошло только трое, потому что остальные разбежались по дороге, многие, говорят, вообще шагу не сделали из города, не пошли дальше перекрестка у москательной лавки.

— Что нас мало, не так уж удивительно, — сказал учитель чешского у подножия Ржипа тем трем, которые с ним дошли до этого места. — Бывают же идеи устраивать походы в грязь и непогоду. Такая фантазия может прийти в голову только господину директору. Он теперь начальник ПВО и хочет сделать из вас хороших солдат. Говорят, в молодости он тоже был хорошим солдатом — служил во время мировой войны в Праге в санитарной части!.. Но поскольку уж мы здесь, возле Ржипа,— продолжал он, — я должен вам кое-что рассказать из чешской истории. — И стал рассказывать о Казе, Тете и Либуше… Так вот и не пришел в пятницу учитель чешского, потому что заболел, и, к сожалению, не начал рассказывать «Свадебные рубашки». А в субботу день рождения Мойши Катца…

Празднование назначено на субботу в четыре часа дня, там у них будет небольшая пирушка…

Прежде чем пробило четыре часа и у Катца началась пирушка, пережили кое-что и мы. Первый урок была география… Географ был сегодня особенно хмурый, а к тому же Тиефтрунк и Бука завели его с самого начала урока. Потому что он их вызвал первыми.

Он спросил Тиефтрунка, что делают из раковины, а Тиефтрунк сказал, что из раковин финикийцы производили свои знаменитые пурпуровые краски, как мы учили об этом по истории. Он глядел на географа так, будто хотел ему сказать что-то неприличное и при этом засунуть руки в карманы. Географ окинул его мутным взглядом и спросил:

— Как это производят свои знаменитые краски. Чужие — нет?

— Чужие нет, — ответил Тиефтрунк с притворной сонливостью.

Разозлившись, географ поставил ему кол, посадил на место и вызвал Буку. Бука пошел к доске совершенно красный, едва дыша от злости. Географ спросил его, как можно, открывать устрицы. Бука глядел на него некоторое время совершенно так же, как и Тиефтрунк — собирался, видно, сказать ему что-нибудь неприличное и засунуть руки в карманы, — но потом сказал, что этого мы по географии еще не проходили… Географ чуть не обалдел и хотел отукнуть кулаком по столу, но Бука в последнюю минуту выкинул невероятную вещь. Вещь, которую до сих пор никто не выкидывал, потому что она никому не могла прийти в голову. Он улыбнулся географу, пожал плечами и небрежно сказал, что, наверное, открывают уксусом — надо только покапать, но что он, мол, еще не пробовал… Географ взвился и заорал, что ему ответит кто-нибудь другой.

— Чем открываются устрицы? — повторил он вопрос и указал на Доубека. Доубек сказал, что нужно положить на солнце и она откроется сама. Конечно, Доубек — комедиант. Географ закричал «нет» и вызвал Броновского. «Чем можно открывать устрицы?» А Броновский, совсем красный, встал и ответил: «Ножом». Географ всем поставил по единице и, страшно разозленный, вызвал Коню, Арнштейна и Катца. Все, кроме Катца, вернулись за парты совершенно уничтоженные. Арнштейн был как стена, Коня плакал, а я думал: «Ах ты скотина географическая, пошел ты!..» Когда прозвенел звонок, все мы наконец вздохнули.

Уже вчера, после похода, Коня мне проговорился, что Катц приготовил на сегодня.

— У него день рождения, — шепнул он мне, — позовет некоторых на пирушку. У них дома сплошные залы, — сказал он, — окна выходят на улицу… Он завтра на переменке к некоторым подойдет и позовет.