Читаем Варламов полностью

никновением в суть образа русского интеллигента из бар.

По автору, это человек драматической судьбы. Полон замыс¬

лов, неуемной жажды деятельности, рвется к богатству, к боль¬

шим деньгам, произносит при этом пышные словеса о развитии

отечественной промышленности. И за какое ни возьмется дело —

все срывается, все идет прахом. Не прочь болтать о народном

благе, а вокруг сам же разводит нищету... Вышел из доверия

Столбцов, никто уже не протянет ему руку помощи. Пьеса кон¬

чается сокрушительной его речью о том, что он, Василий

Евдокимович Столбцов, найдет применение своим силам в Па¬

риже, в Лондоне; «там не удастся — в Австралию, к диким в Аме¬

рику».

И если в роли Галтина потакал Варламов своему герою, дер¬

жал его сторону и этим подчеркнутым пристрастием изобличал

в нем свирепого корыстолюбца, то над Столбцовым откровенно

потешался. Над малостью его душевной и многими притязания¬

ми, над его постоянной неудачливостью при безоглядной бод¬

рости духа, над горячей предприимчивостью при полном отсут¬

ствии деловой хватки. Роль строилась, казалось бы, на несовме¬

стимых противоречиях свойств человека и его стремлений.

И от этого — все драматическое оборачивалось издевательским

смехом.

Варламов наделил Столбцова очень приметной внешностью:

почтенная седина в волосах, коротко стриженная холеная бород¬

ка, строгого покроя сюртук, белый жилет, очки на узенькой лен¬

точке, прикрепленной к шелковому лацкану. Ни дать ни взять

университетский профессор римского права.

Между прочим в некоторых газетных отзывах на спектакль

«Новое дело» так и назван Столбцов — профессором, хотя ника¬

кой он не ученый и пьеса не дает оснований видеть в Столбцове

профессора. Это — дело рук Варламова, его толкование, его вну¬

шение.

Он придал Столбцову тонкое изящество манер, горделивую

осанку, легкую походку человека, который привык бывать на

людях, знает, что за ним следят, оценивают каждое его слово,

каждое движение. Руки постоянно и убедительно помогают слову

красивым и выразительным жестом: рисуют в воздухе предметы,

о которых идет речь, повелевают, указуют, отрубают, ставят

точку, вопрошают, взывают ко вниманию. И голос жирный, гу¬

стой, бархатистый, полный неуемной самонадеянности, само¬

влюбленного жара. Заливисто выпевал он междометия:

—       О-о-о, я своего добьюсь!

—       Э-э-э, меня не проведешь!

—       А-а-а, попался, дружок?

—       У-у-у, я им покажу!

И в каждом слове отчетливо выговаривал каждую букву,

ясно отчеканивал знаки препинания:

—       Как же ты (запятая) душа моя (запятая) не убедила ее

в том (запятая) что я без этого дела умру-у-у (длинное, пере¬

ливчатое вопросительное «у-у-у»). Не деньги мне нужны (запя¬

тая) пойми (запятая) а вот это новое дело (запятая) новое

(запятая) что я увлекаюсь (запятая) но что же вы поделаете с

Дон Жуаном (запятая) когда он увлекается новой женщиной

(напевный вопросительный знак) Так и я (громкое восклицание)

Я Дон Жуан (запятая) а эти каменноугольные копи (пауза на

тире) мой новый идеал (многоточие) Я должен или умереть (за¬

пятая) или быть ее любовником.

И руки в замок перед грудью сложит, гордо глянет на своих

собеседников.

Всем своим поведением Варламов старался внушить к Столб¬

цову глубочайшее уважение. И все выходило очень смешно, по¬

тому что важная степенность сталкивалась с ребячливой увле¬

ченностью своими несбыточными помыслами.

Вот он и затеял создать угольную промышленность в степ¬

ном краю. Это и есть его новое дело. Но сколько загублено ста¬

рых, начатых и не доведенных до конца, казалось бы, выгодных

дел! Сколько разорено родственников, доверчивых друзей, кото¬

рых очаровал Столбцов не так будущими великими доходами,

как красноречием, личным обаянием.

Здесь-то и расходился Варламов с автором пьесы. У Немиро¬

вича-Данченко иначе. Его Столбцов берется за дело расчетливо,

умеет доказать людям свою правоту. На словах у него все очень

крепко! Но, начав, остывает, тянется в сторону, к новым затеям.

У варламовского Столбцова расчеты оставались в тени, а высту¬

пали вперед как убедительные доводы, — воодушевленность, по¬

коряющее обаяние личности, умение, хоть временно вести за

собой.

Глядя на такого Столбцова, современники, должно быть, вспо¬

минали великого русского ученого Д. И. Менделеева, который —

тогда хорошо было известно — то и дело бросался сколачивать

заведомо безнадежные, на диво несостоятельные коммерческие

предприятия, неизменно терпя крах... Там, где другой нажи¬

вает, — скажем, какой-нибудь малограмотный и оборотистый куп¬

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь в искусстве

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное