Варламов

в чтении в лицах (осенью 1903 г.). Сначала в доме Н. П. Ка-

рабчевского, потом — в зале Дворянского собрания (нынешняя

Ленинградская филармония)* Но Варламов не принимал участия

в этой дерзкой выходке артистов императорского театра. Оста¬

вался в стороне. И не потому, что побоялся начальственного

гнева.

—       Без декораций, без грима, без костюма — это не по мне! —

заявил он. — Это не театр!

Зато безотказно играл во всякой пустой комедии. Добро бы

понуждали, а то ведь все сам! Мелководье комедий было ему по

щиколотку, но погружался в него по горло. Большинство таких

спектаклей не выдерживало и двух-трех представлений. Варла¬

мова это не тревожило. Без зазрения совести повторял одни и те

же смешные коленца в разных ролях. И не без оснований уверял

товарищей по сцене, если они упрекали его в этом:

—       И вовсе не разные роли. Все — одного покроя, на одно и

то же лицо, что Демид — что Еремей.

Комедии захлестнули Александринскую сцену.

Актер героического репертуара Мамонт Дальский откровенно

злился:

—       Заели нас комики. Продыху нет от них. Заполонили сцену.

Варламов по-своему толковал этот совсем неладный реперту¬

арный крен:

— Ты подойди к окну, милый, погляди, что делается на ули¬

це. Паршивая промозглая погода, моросит с утра до вечера, сля¬

коть, мрак. Люди ходят хмурые, недовольные собой и друг другом,

бранят все на чем свет стоит... А придут в театр — весел*ая ко¬

медия! Обрадуются, подобреют, позабудут свою злобу и заботу.

Ради этого стоит постараться!

В этих словах только верхний слой правды. Подпочву ее

много лучше понимали те, кому было доверено руководство ис¬

кусством. Промозглым был общественный климат в России, и лю¬

ди бранили все, на чем стоит царская держава. А комедия... Что

ж, легкая, бездумная комедия действительно могла развлечь, от¬

влечь от недовольства, задобрить людей, затупить остроту про¬

буждающейся гражданской мысли.

Так, отвлеченно от живой действительности, существовал и

сам милый и добрый дядя Костя. Хмурую погоду северной сто¬

лицы видел, про общественный климат в стране ничего не ведал.

По-прежнему часто ездил на гастроли. Исколесил, кажется,

всю Россию. Где только не побывал?!

Короткие, торопливо набросанные письма, записки Варламова

идут отовсюду.

Гастроли по всем волжским городам от Казани до Астрахани.

И везде «огромный успех», «полные сборы», «встречают с ор¬

кестром», «всюду преподносят цветы, говорят приветственные

речи».

Письмо из Омска: «Прямо блестяще, сборы чудные, приемы

восторженные, на меня прямо молятся... Сегодня в ночь уезжаем

в Томск».

«Господи, в какую даль мы заехали! Семь дней идет письмо

и полных три часа разницы во времени. Когда у вас ночь, у нас

будет день. Прямо безобразие».

Но заезжает и дальше — в Хабаровск, во Владивосток! Сооб¬

щает, что собирается съездить на несколько дней в Японию, по¬

бывать в незнакомой стране, отдохнуть... Намерение это осталось

неисполненным.

В следующем году — на юг России: Ростов-на-Дону, Таганрог,

Николаев, Одесса, Херсон, Елизаветград, Харьков, Киев, Киши¬

нев... «Всюду большой успех, театр переполнен, овациям нет

конца».

Потом — в Орел, Тулу, Курск, Смоленск, Воронеж, Ярославль,

Калугу, Холмы...

.

За Кавказский хребет: Баку, Тифлис.

И на запад — Вильно, Либава, Кельцы, Радом, Лодзь, Люблин,

Краков, Варшава. «Успех неимоверный», «мы — самые дорогие

гости», «меня так приняли, что я расплакался».

Не перечислить всех городов, откуда шлет он письма Анюте

домой, в Москву, в Ялту, где она жила, училась, лечилась. На

конвертах писем появляется шикарно выведенное — «Ее высо¬

коблагородию Анне Костантиновие Варламовой». Выросла Анюта,

ходит в девицах!

Но «папа» продолжал наставлять ее с прежним простодушием:

«будь умна, скромна, честна и благо тебе будет», «прошу на¬

браться такту и житейской мудрости, это тебе необходимо», «я

работаю много, работай и ты», «тебе надо быть хорошим челове¬

ком». Или — «помни свою ужасную походку, не махай руками на

ходу и не верти лопатками», «не забывай держаться лучше, чем

держишься, прошу хоть старайся быть грациозной».

Нетрудно догадаться, что Константин Александрович хотел

бы увидеть свою Анюту актрисой. Не представлял себе более

счастливой участи, чем работа в театре. И отдал Анюту в Теат¬

ральное училище. Пять лет (с 1886 по 1891 г.) училась она сце¬

ническому искусству, но, к сожалению, не выказала никаких

талантов. Варламов долго не мог примириться с этим горьким

для него разочарованием.

«Анна! Ты просто сразила меня своей смелостью. Молодец,