Далибор и его челядь защищали их, как могли, бросая, что было под рукой, стреляя, обсыпая и поливая, но первые ворота уже были сломаны, другие поджигали, а всем людям Никоша, когда с той стороны начали взбираться на остроколы по лестнице, гарнизон противостоять не мог, потому что не много его было.
Почти чудом, пожалуй, замок мог обороняться, а люди из деревни на помощь не прибывали, даже из Майковец… Далибор бегал, бросая свою кучку то туда, то сюда, где срочней было обороняться.
Ворота, хотя поливали водой, горели, потому что всё больше сухого хвороста под них подкладывали.
Старик в конце заметил, что если подкрепление не прибудет, нападающие вломятся внутрь.
Видела это и Домна… Не было иного спасения, как им казалось, только тыльной дверкой ночью ускользнуть с детьми, спуститься с вала и в лес уйти, имущество и замке отдавая разбойникам.
Домна, хоть бледная и испуганная, пошла за детьми. Старшего из них должен был взять Далибор, младшего – она; ночь была тёмная, с той стороны нападающих было не видно, дверка казалась единственным спасением.
Когда уже Домна брала плащ и собиралась достать ребёнка из колыбели, Журиха, которая подслушала её, говорящую с Далибором, с криком упала к её ногам.
– Туда нельзя! Не ходите! – начала кричать. – Не ходите! Ради Бога… там люди…
И, таким образом, последнее спасение стало невозможным. А тут всё яростней долбили в ворота и по лестницам лезли люди, а если одного убивали, с другой стороны показывался ещё один, а за ним третий. Неизвестно, где было развернуться.
Люди из деревень то ли не видели знаков, то ли боялись идти, не прибывали.
Поэтому нужно было готовиться к смерти или худшей, чем она, неволе, потому что и спрятаться негде было.
Никош, повторно раненый, когда пробовал взбираться туда по лестнице, летал как сумасшедший, подталкивая собственных людей, потому что боялся, чтобы, в конце концов, из соседних домов не набежали толпы.
К горящим уже вторым воротам приставив мощные прутья, осаждающие начали на них сильно напирать, колотя в них и пытаясь выломать. Ещё мгновение и они должны были пасть, когда на тракте услышали стремительно мчащихся коней.
Подъезжало около двадцати всадников. Никош, думая, что прибывали из деревень холопы, обратился против них с частью своих людей.
Но он побледнел и затрясся, узнав в первом, который уже с мечом гнался к нему, вооружённого землевладельца. Ему показалось, а скорее, предчувствовал в этом противнике, железо которого два раза угодило ему в шлем, Флориана Шарого.
Это действительно был он, прибывающий из Кракова, которого Провидение привело именно в этот час.
Повалив Никоша, потому что тот зашатался и припал на колени, Флориан и его челядь сели на шею осаждающим, которые, застигнутые врасплох, утратили затем мужество и стали убегать. При блеске огня, который был подложен под ворота, Далибор увидел прибывающее подкрепление – и уже был уверен в спасении. Челядь с остатками метательных снарядов бросилась на тех, которые ещё стояли у заборов. Захватчики начали убегать. Никош вскочил сразу на ноги, но уже видел, что не равная была битва, и затем исчез за сломанным остроколом, оставляя своих, чтобы спасались как могли.
Слуги Флориана нескольких убили, двух или трёх раненых связали, Далибор приказал отпереть горящие ворота и гарнизон выбежал помогать молодому пану.
Очистили сразу проезд и вся эта страшная буря разлетелась, прячась где-то в темноте ночи.
Когда Шарый, спешившись, по горящей золе входил в замок, увидел стоящую напротив Домну с младшим ребёнком на руках и мечиком у пояса. Она была бледна, как ангел смерти, улыбнулась этому чуду, которое её спасло неожиданной дланью мужа, одной рукой обняла его шею и – упала.
Прибежавшие женщины взяли её на руки и понесли домой. Флориан шёл за ней. Он молча поцеловал руку старого отца, старшего ребёнка поднял и взял к себе.
Опасаться уже было нечего, но произведённый ущерб его люди должны были немедленно исправлять, потому что от разбойника никогда безопасности не было, а Бук, хоть раненый, ушёл на свою горку.
От связанных пленников, которых позорно бросили в подземелье, осаждённые узнали всё, потому что те, выпрашивая свою жизнь, пана не щадили, проклинали его и рассказывали как долго готовились к тому нападению.
Один из них под угрозой запел даже о Курпе и обещании Журихи, которую сперва хотели схватить, но среди этого замешательства баба, догадываясь, что её может ждать, исчезла.
Грустный и одновременно радостный был этот приезд Шарого домой. Привело его Провидение в самый опасный час.
Когда Домна после обморока открыла глаза и увидела его перед собой, поднялась, прижимаясь к своему защитнику.
Он казался ей чудесно присланным с неба…
Флориан обнял её и прижимающихся к нему детей, которые, как дети, от слёз перешли скоро к великой радости, забыв минутный страх.
Вошёл и старый Далибор, нахмуренный, уставший, едва в состоянии держаться на ногах.
Не говорили между собой – только глядели и благодарили Бога.