Варшавская Сирена

— Ну… Если верить авторше самоучителя… Пододвиньте свечу. Еще ближе. Так. Ошибка исключена. Вот эта боковая линия говорит, что у вас роман, продолжающийся, пожалуй, уже год.

— Нет, два, — машинально поправил невестку доктор и вдруг ужасно смутился. Анна, чтобы не видеть его лицо, задула свечу.

После долгого молчания она прошептала:

— Простите меня. Я не должна говорить обо всем, что вижу.

— Видимо, да… Ты помнишь тот день, когда я пришел, немного поцарапанный, из окружного госпиталя? Тогда мне спасла жизнь молодая медсестра. Потом мы были вместе в больнице на Краковском Предместье. И как-то так…

Он умолк, но через некоторое время добавил:

— Не знаю, сможешь ли ты понять. Я очень одинок. И очень измучен работой. Лучшее тому доказательство — не сумел сдержаться…

— Что вы там делаете в темноте? — крикнула пани Рената.

— Да-да, — пробормотал доктор. — Зажги свечу, детка. И забудь о том, что даже я, ученик Эскулапа, эмпирик, позволил затащить себя к ворожее. Впрочем, не какой-нибудь там. Армориканской!

Они вместе вошли в столовую, и на вопрос жены, что его ждет, доктор, уже овладев собой, ответил спокойно:

— Все отлично. Буду жить долго и счастливо.

— Надеюсь, — не без гордой уверенности заявила пани Рената.

В тот же вечер, когда Адам вернулся с какого-то собрания в соседнем доме, затянувшегося почти до полуночи, Анна робко попросила мужа показать ей обе ладони. Он отмахнулся.

— Только не сейчас, мы и так страшно засиделись у «Барса»! Выпью чаю — и спать, спать.

— Пей, пожалуйста. А я тем временем посмотрю твою левую руку. Это очень важно, поверь. Будешь знать, не обнаружат ли немцы раньше времени тот арсенал, что ты строишь.

— Думаешь, это можно предсказать? — засомневался Адам, но все же протянул ей мозолистую ладонь.

— Мозоли мешают, — вздохнула Анна, — но попробую, может, удастся что-нибудь вычитать.

Линия, на которую она посмотрела первым делом, вначале была довольно-таки расплывчатой, но дальше шла идеально ровно, без ответвлений. Только… только линия жизни казалась слишком короткой. Правда, мадам Минерва утверждала, что эта линия может удлиняться с годами.

— Ну что? — спросил Адам, отодвигая пустую чашку.

Он так никогда и не узнал, почему гадалка вдруг бросилась ему на шею, может, так принято у французских прорицательниц? Крепко обняв жену, он с радостью слушал восхищенные восклицания:

— Все будет хорошо! Все! Ох, Адам, ты у меня и вправду необыкновенный. У тебя великое будущее.

— Надеюсь, — подтвердил он не без гордости.

В ответ на публичные казни узников Павяка, главным образом подозреваемых в симпатиях к коммунистам, а также довоенных деятелей левого движения, двадцать четвертого октября забросали гранатами два ресторана «только для немцев». Весть об этом наэлектризовала весь город, поскольку «Кафе Клуб» находился на углу Иерусалимских аллей и Нового Свята, а «Митропа» — рядом с Центральным вокзалом. Там погибло или было ранено несколько десятков эсэсовцев, офицеров и солдат, но агентство ОБС сильно преувеличило потери, скрыть которые немцам не удалось.

— Теперь в свою очередь они заставят нас заплатить за это, — вздохнула пани Рената. — Неужели ваше командование…

— На этот раз, мама, — прервал ее Адам, — вам с Анной придется задавать вопросы Зигмунту. Эти покушения совершали не мы.

— А кто? — широко раскрыла глаза пани Рената.

— Новый партнер, тоже вступивший в борьбу. Видимо, Гвардия Людова: Крестьянские Батальоны действуют в деревнях уже давно и поддерживают с нами связь.

— Поэтому Зигмунт и просил тебя сделать ему скамеечку с тайником? — спросила Анна вечером, когда они остались вдвоем в комнате.

— Очевидно, он нашел подходящих людей и установил связи. Что ж, я ему — скамеечку с тайником, он мне — подлинный немецкий «аусвайс». К тому же теперь у меня есть возможность совершенствоваться в стрельбе.

— Ты с ума сошел?

— Нисколько. Я познакомился с младшим из владельцев «Пионера», Тадеушем Блаутом. Он — подпоручик запаса, воевал в сентябре. Так же как и Камлер, организовал отряды из фабричных рабочих. По воскресным и праздничным дням, свободным от работы на немцев, они ради своего удовольствия тренируются в стрельбе.

— А стрельбище? Откуда оно у них может быть?

— А почему нет? Они устроили тир в подвале фабрики. Однако треск от автоматных очередей был такой, что пришлось посвятить в тайну старого рабочего, строгальщика. Теперь он приходит на время воскресных тренировок, и грохот его станка, работающего на немцев, заглушает звуки выстрелов, направленных против тех же немцев.

— Карусель смерти, — прошептала Анна.

— Залезай! — сказала по своему обыкновению Ванда, приглашая Анну занять место на козлах.

— Куда ты собираешься ехать? Я на сегодня свои дела закончила.

— И тем не менее придется съездить на Волю. На рынок.

— Зачем? Будешь покупать кроликов? Или голубей?

— Не говори чепухи. Там накопилось кое-какое оружие, выторгованное у разных «швейков» и солдат вспомогательных частей. Скоро три часа. Ближе к сумеркам на рынке закрывают лавки, ларьки, уносят товар. Лучшее время, чтобы забрать груз.