Читаем Варшавская Сирена полностью

— Неужели нельзя было взять в помощники каких-нибудь парней?

— Ты ведь, кажется, очень сильная? — насмешливо заметила Ванда и сразу пустила лошадь во весь опор. — Ладно, не пугайся. Там, на месте, поможет «Лопух». А ты постережешь лошадь.

— Тоже как лопух?

На рынке можно было купить буквально все, включая пушку, и продать даже родную тещу. Площадь кипела жизнью, кричала, убеждала, врала, возмущалась, протестовала, забористо ругалась и с жаром божилась. Завсегдатаи в промежутках между сделками подкреплялись самогоном и горячими картофельными клецками, а иногда — оладьями или, в холодные дни, печеной картошкой. Все здесь было контрабандное или краденое, но эта торговля спасала жителей столицы от голода и крепко связывала с деревней. Рынок был красочен и беззаботен: там играли в карты, как в лучших игорных домах Монте-Карло, и распевали издевательские частушки, там ругались перекупщицы, лаяли выставленные на продажу собаки, в корзинах шуршали черепахи.

Ванда пошла искать «Лопуха» и его дружков и пропала. Смеркалось. Закутанные в платки бабы начали упаковывать в мешки товар, перекупщики закрывали свои ларьки. Вдруг перед телегой вырос, как из-под земли, Амброс. У него было такое несчастное лицо, что Анна спросила:

— Это ты? Что-нибудь случилось?

— И да, и нет. Договорился я тут с одним лопухом, он должен был организовать перевозку. И ни его, ни телеги. А вас, что ли, пани Рената послала за солеными огурцами?

Анна с минуту раздумывала, не пароль ли это? Но… свекровь в роли конспиратора? Такая мысль показалась ей дикой.

— А сколько у тебя бочек?

Теперь задумался Мартин.

— Торговля кончается. Боюсь, больше чем одну не успею достать.

— Давай хотя бы одну. — Анне хотелось как можно скорее отделаться от парня.

Но в эту минуту к Мартину подошел худощавый подросток, хлопнул его по плечу и прошипел:

— Ты что здесь прилип? К филателистке ладишься?

— Ты что? Я ее знаю.

— Отлепись. Поздно уже, надо разгрузить корзины.

— А транспорт?

— Вроде есть. Пошли.

Через полчаса, почти в полной темноте, все собрались у телеги, и у всех, кроме Ванды, выражение лиц было довольно-таки глупым. Когда тяжелые мешки были погружены, Анна, угощая новых приятелей последней порцией купленных здесь же клецок, пристала к Амбросу:

— А где же моя бочка с огурцами? Я столько времени жду.

— Это еще зачем? — удивилась Ванда, которую Мартин толкнул, исчезая в потемках.

— Он ведь не знает, чем занимается «Альга», и считает, что мы должны привезти с рынка огурцы. Пусть думает, что его дружок уговорил тебя подбросить по пути груз.

— Святая простота! — рассмеялась Ванда. — Я уверена, что он подозревает всех нас и знает кое-какие секреты дома на Хожей. Можно рассчитывать только на одно: что он не прохвост.


Вечером, расчесывая свои каштановые волосы, Анна спросила лукаво:

— Скажи, я похожа на филателистку?

Адам, который в эту минуту вставал из-за стола, от неожиданности с грохотом перевернул стул и едва не наступил на черепаху.

— Господи! О чем ты, собственно, говоришь?

— Так меня назвал приятель «Лопуха», — хвастливо заявила Анна.

— Нужно было дать ему по морде. Филателистки — это уличные девки, путающиеся с немцами и берущие за свои услуги деньги — немецкие марки. Иначе говоря — «немецкие овчарки». Наши ребята таких сначала предупреждают, а потом ловят и обривают наголо.

Анна была удивлена не меньше Адама, но тут же у нее мелькнула мысль, что ей впервые в жизни удалось кого-то так поразить.

— Филателистка! Боже мой, Анна, с кем ты имеешь дело? — сокрушался Адам.

Она пожала плечами.

— Не с высокородными друзьями твоей прабабки — это уж точно. В последнее время я общаюсь с уличной шпаной, торгашами. И еще с одним человеком.

— С кем? Где? — набросился на нее Адам.

— На Воле. Это некий «Рябой», шеф моего супруга, — дразнила мужа Анна.

— Бывший шеф, — рявкнул Адам, но, взглянув на голые плечи и золотистые кудри своей «филателистки», вдруг толкнул ее на диван, и они долго возились, давясь от хохота.


Когда однажды Анна спросила Берта, не заняться ли ему, чтобы развеять скуку, какой-нибудь несложной конспиративной работой, тот взглянул на нее с удивлением:

— Вы считаете, того, что мы теперь делаем с Иваном, недостаточно?

— С каким еще Иваном?

Берт понизил голос, хотя они были в комнате одни.

— Из лагеря. Он сделал подкоп под проволокой и бежал. Ваш садовник нашел его в лесу в состоянии крайнего истощения и привел в дровяной сарай. Там он и живет за грудами поленьев и кокса. Он сапер. Ну и… Через месяц, когда отъелся, мы с ним начали мастерить нечто вроде карбидных ламп, которые можно превращать в гранаты.

— Потрясающе! Я рада, Берт. А Гарри?

— Он… Он не уверен, разрешено ли это Женевской конвенцией.

— Ах да… Но если никому не известно, что вы здесь находитесь, кто же поручил вам такую опасную работу?

Берт растерялся:

— Как, вы ничего не знаете? Выходит, я проговорился?

— Не бойтесь. Со мной можете говорить, как со своим однополчанином. К тому же рано или поздно Адам все бы мне рассказал.

— Но ваш муж здесь ни при чем! — возразил Берт. — Это… Это сама леди Корвин.

Теперь в свою очередь ужаснулась Анна:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза