Варшавская Сирена

Эту открытку Паскаль прислал специально, чтобы напомнить ей о том, что примаверы, расцветающие на лужайках вдоль океана и даже в щелях между скалами уже в марте, когда побережье еще терзает ветер, были свидетелями их первой встречи. В то утро они шли втроем с Клер и Луизой на ферму, подгоняемые порывами ветра, но очень довольные, потому что каждая из них обеими руками прижимала к груди большой желтый букет. Приход весны надо было отметить именно так: сорвать первые примулы. Les primavères jaunes были предвестниками окончания зимних штормов, длинных ночей и страшного ветра, дующего с океана. Она еще не знала тогда, что первоцветы зацветали и для того, чтобы жадные губы мальчишек вырывали из рук девочек собранные на рассвете цветы, чтобы в эти букеты вгрызались острые зубы, раздирая лепестки, ломая хрупкие стебли. Конец хозяйничанья ветра был одновременно началом освобождения мальчишек из каменных стен ферм и школ, их атакой на побережье и окончательный его захват. Клер и Луиза сначала подняли крик, сопротивлялись, но потом сдались. Застучали их сабо, отмечая путь своего отступления цветами, падающими из рук. Она, Анна-Мария, на которую напали первый раз в жизни, стояла совершенно беспомощная, судорожно прижимая первоцветы сначала к животу, затем к плоской груди, прикрытой платком, и в конце концов к шее. Именно тогда она ударилась головой, которую наклонила к влажным цветам, о голову этого смельчака, растрепавшего ее весенний букет, но, вероятно, в ее глазах было такое удивление, что мальчишка перестал есть примаверы и, с трудом глотая остатки цветов, спросил:

— Разве ты не знаешь, что надо сопротивляться, убегать? Не стой так. Беги!

Она успела сказать только два слова, не на бретонском диалекте, а, так же как и он, на школьном, французском языке:

— Va t’en.

— Я должен убраться вон? Я? Это ты должна исчезнуть отсюда. Первые примаверы принадлежат нам, мальчикам.

Она сказала с ноткой презрения в голосе:

— Конечно, их лучше есть, когда они уже собраны. Когда не нужно нагибаться, все время нагибаться и рвать цветы на таком ветру.

— Ясное дело, лучше, — огрызнулся он. — И интереснее. Девчонки не отдают букеты, вопят как резаные, плачут, а потом жалуются родителям. За ними мы гоняемся, снова ловим и рвем зубами оставшиеся букетики, которые они еще держат в руках.

— Ведь они теряют цветы по дороге, — отрезала она. — Вы можете их собирать.

— Уже ничьи? — удивился он. — Сломанные и увядшие? Без борьбы? Последний раз говорю тебе: беги! И поскорее, я тебя все равно догоню.

Если бы в его голосе не было хвастливой нотки, если бы он не так сильно испортил букет, который она собирала, несмотря на сильный ветер, возможно, Анна-Мария сделала бы то же самое, что ее двоюродные сестры ле Рез, — убежала бы. Но ей не хотелось снова столкнуться с ним и смотреть, как его зубы хватают и перемалывают желтые лепестки примул. Вот почему, не двигаясь с места, она опустила руки, судорожно прижатые к груди. И они долго вместе смотрели, как на каменистую тропинку, на их сабо дождем посыпались зеленые листочки и желтые, как шафран, цветы.

— Вот тебе! — сказала она мстительно. — Теперь можешь съесть весь мой букет.

Анна-Мария не предусмотрела одного: что от унижения он захочет мстить.

— Трусиха! — крикнул он в ярости. — Жалкая трусиха!

— Нет! — так же громко закричала она.

— Трусиха! — упорствовал он. — Во всей Бретани нет такой девчонки! Вместо того чтобы защищаться, убегать, ты сдаешься. Так ведь? Бросаешь букет на землю, будто охапку травы голодной овце. Или как сено в кормушку. И я должен это есть? Я — в таком виде самые первые цветы?

Она хотела сказать тоже что-нибудь такое же ехидное, что задело бы этого заносчивого мальчишку, но ее испугали его глаза. Неожиданно он перестал кричать, не отрывая глаз от одной точки: от ее открывшейся во время возни шеи. Она подумала, что вот сейчас он сожмет своими пальцами ее горло и что на сей раз она начнет задыхаться, давиться, как недавно этот мальчишка давился лепестками первоцветов.

— Нет! — крикнула она. — Нет!

Анна-Мария даже не пыталась защищаться, отскочить, бежать. Поэтому он подошел к ней еще ближе, наклонился и неожиданно припал губами к обнаженной шее. Девочка почувствовала прикосновение холодных губ, легкий укус острых зубов и — онемев от удивления — смотрела, как, выпрямившись, очень довольный собой, мальчишка съедает несколько желтых цветков, которые застряли в складках ее платка. Мальчишка жевал с удовольствием, обстоятельно, но делал это как-то медленно и слишком долго. Глаза у него были веселые и гордые. Все же ему удалось отобрать примаверы у этой глупой малышки. Не без труда, да еще схитрив при этом.

Только сейчас Анна-Мария почувствовала себя обиженной, побежденной — и была готова закричать, заплакать. Почему это случилось именно с ней? За что? Прикоснувшись рукой к укушенной шее, она увидела кровь на пальцах. Он тоже смотрел на эту красную полоску и неожиданно, склонив набок голову, выплюнул остатки непрожеванной размельченной массы на камни.