Варшавская вендетта

— Это для нее было совсем без разницы. Наши предшественницы тоже хорошо работали и очень старались. Но Ядвига или увольняла их без выплат, или девушки сами уходили, не выдерживали. То скандал устроит, то в порче имущества обвинит. А одной девушке, говорят, подложила свои часики золотые, чтобы потом обвинить в краже. Ой, столько всего было, и не перескажешь! Просто Павла — сирота, ее взяли из приюта, когда выросла. Ядвиге такое понравилось, и через несколько лет там же выбрали для них и меня, из выпускниц. Нам просто некуда было идти. Вот и работали тут, и все терпели. А Ядвига старалась, все придумывала новые способы поизмываться. Да что мы, мы люди привычные, а вот Марека жалко было до ужаса, тоже ведь сирота. Она люто ненавидела его мать и страшно завидовала женщине. Даже после смерти! Представляете?! Она забрала все ее вещи, не только драгоценности и меха! Все, костюмы, платья, даже духи. Пани, вы представляете?! Она пользовалась чужими духами, уж не пойму, из зависти или из жадности. Сложно понять, что в этой женщине было сильнее. Одна для нас была радость, когда Ядвига отправлялась на гастроли с Мареком. Но не подумайте, что для помощи! Ей нужно было парня в железном кулаке держать! Но мы здесь молились за нашего малыша и отдыхали душой без ведьмы этой ненавистной!

— А как Ядвига относилась к своему мужу?

— К Людвигу? — несказанно удивилась Бронислава. — А как она должна была к нему относиться?

— Не знаю, вам виднее. Я с Людвигом совсем не знакома. Вот и хочу понять.

— Что именно?

— Каким он был хозяином? И вообще, что за человек?

— По сравнению с Ядвигой Людвиг гляделся ангелом. Только он им вовсе не был, понимаете?! Бог, он ведь людей парует — не зря так говорят. Вот и эти двое друг друга стоили. Только Людвиг, как бы это сказать, действовал обычно исподтишка. Понимаешь?

— Конечно, — я заметила, что от волнения Броня перешла на «ты». — А в чем это обычно выражалось?

— Да практически во всем. Вот Ядвига, к примеру, она ведь Мареку была чужая. А Людвиг — дядя родной. И он мог немного смягчить злую бабу или приструнить, не знаю. Как-то улучшить жизнь мальчика, но Людвиг не только ничего не делал. Заставлять паренька тяжело работать — это была дядюшки идея. А Марек, покладистое дите, не возражал и не злился.

— Понимаю, он такой, — кивнула я.

— А Людвиг, если посмотреть, с прислугой вел себя всегда предельно корректно. Чтобы с глупостями какими, ни в жизнь не приставал. И, как женушка, никогда не скандалил. Но в случае чего молча штрафовал. Просто недоплатит, а если спросишь, сразу все грехи припомнит. Но голоса не повысит и будет достаточно учтив при этом.

— А как они вели себя друг с другом? Я имею в виду, горничные ведь все замечают, они любили друг друга?

— Даже не знаю, что и сказать. Как по мне, Ядвига никого на свете не любила, кроме себя. А муж ей был необходим для статуса и чтобы жизнь безбедную обеспечить. Так что она чтила супруга, по крайней мере на людях. Скандалили, конечно, так нрав у Ядвиги такой был, не способна женщина решить мирно ни один конфликт.

— А что насчет любовника? — Меня очень интересовал повод, из-за которого Людвиг мог решить убить жену.

— У Ядвиги? — Молодая женщина очень удивилась. — Нет, не думаю.

— Не думаешь или не знаешь?

— Не слышала никогда ничего такого. И думаю, нет. У Ядвиги не было никого на стороне.

— Но мужа она не любила?

— Полагаю, не слишком. В ней вообще не было этого: женской нежности, что ли, мягкости, доброты. Без всего этого как любить? Чтобы завести интригу, нужны чувства и смелость тоже. Смелой Ядвига была, а вот с чувствами у нее сложнее было. Я вообще, знаешь, что заметила? — Глаза молодой женщины заблестели от возбуждения. — У нее была одна любовь и настоящая страсть! Это золото и драгоценные камни. Правда! Со стороны казалось, что Ядвига, как сорока, готова тащить к себе все блестящее. Но вещи, что она обычно носила, были красивые, стильные. Мария Карловна мне как-то шепнула, что все это были вещи матери Марека. Но Ядвига при всей своей скупости постоянно покупала новые драгоценности. Она держала их в коробке в своей спальне, где-то в шкафу. И тщательно ото всех прятала. Но одновременно Ядвига очень любила их вынимать и рассматривать подолгу, буквально часами. И однажды я случайно зашла, когда она сидела со своими цацками. И клянусь, она с ними разговаривала!

— В каком смысле «разговаривала»?

— Ворковала, как мамочки с маленькими детками воркуют. Или как, знаете, эти, не совсем нормальные тетки с мелкими собачками.

— «Наша прелесть» называла? — не сдержалась и хихикнула я.

— Я тоже этот фильм смотрела, — рассмеялась Броня, — нет, голос у нее не становился противным, как у того чудища. Она говорила нежным голоском что-то типа: «У тю, тю, мой сладенький!», «Манюська моя, птенчик мой, ты великолепен, красавец!».

— А что она в руке держала, когда говорила все это?

— Украшение новое. Золотая цепочка, витая такая, толстая и немного сплющенная с одной стороны и с другой, а посередине камень в оправе. Синего цвета, темный такой.