Варшавские тайны

— Если у шестерых «беков» девять мишеней, а людей у Ежи Пехура несколько десятков, — стал рассуждать Алексей, — то они могут жахнуть разом по всем постам в центре. В один час, чтобы нанести неготовой полиции максимальный урон. И тогда будет большой резонанс… Млына сразу станет для многих поляков национальным героем.

— Надо его остановить. И ребятишек тоже. Иначе кровью захлебнемся, — констатировал генерал. — Вы вот что, Алексей Николаевич. Поедемте со мной к Гурке.

Вечером во дворце наместника в Лазенках состоялось секретное совещание. Были только военные и Лыков. Полицию и жандармов генерал-губернатор звать не стал. Решили, что люди из служительской команды штаба округа возьмут Яроховского под негласное наблюдение.

— А как быть с Пржибытеком? — спросил Алексей. — Он станет страховать начальника сзади.

— Мы его телегой переедем, — успокоил приятеля Сенаторов.

— Какой телегой?

— С сеном. Чтобы сильно не калечить.

Так и вышло. Утром следующего дня Яроховский взял извозчика возле ратуши и поехал в Помологический сад. Не спеша прошел его насквозь, держа путь к Иерусалимским баракам. В ста шагах от него следовал Пржибытек. Перейдя Кошиковую, Франц Фомич услышал позади себя крики и ругань. Оказалось, что русский солдат, раззява, наехал телегой на филера и отдавил ему ногу. Поляк бранился, но идти не мог, сильно хромал. И виновный повез пострадавшего в лаза рет.

Франц Фомич пожал плечами и двинулся дальше. Он навестил неприметный двухэтажный особняк на Сухой улице и пробыл там полтора часа. А когда он удалился, в доме стала собираться молодежь. Наблюдатели из служительской коман ды насчитали более тридцати человек! Это была сходка боевиков, и Ежи Пехур почти наверняка находился внутри.

По команде Паренсова полурота 2-й стрелковой бригады окружила всю Сухую улицу. Лыков в мундирном сюртуке со старшими орденами подъехал прямо к особняку. От оцепления к нему присоединился Сенаторов. Коллежский асессор был нервически весел, но держался уверенно.

— Вовчик! А помнишь Упраздненный переулок? Это ведь тебе там ухо срубили?

— Мне. Его потом пришили, но шрамы остались. А что?

Капитан косился на окна окруженного дома. Его пальцы машинально бегали вверх-вниз по галунной портупее.

— С тех пор на такие дела ходил?

— Нет.

— Что, свербит в одном месте?

— Ага… — сознался капитан. — Мы тут с тобой как две ростовые мишени…

— Так надо. Чтобы поменьше крови было. Не бойсь! Сразу стрелять они не начнут. А когда я им опишу диспозицию — вообще передумают. Разве только какой дурак найдется… Тогда караул!

Они поднялись на крыльцо, и Лыков деликатно постучал в дверь. Из окон на русских смотрели десятки напряженных глаз.

— Господа террористы! — громко объявил Алексей. — Вы окружены военными стрелками. Выходим по одному. Оружие с порога бросаем мне под ноги. Не торопимся! Учтите: если среди вас отыщется такой дурак, что выстрелит, — всем конец. Генерал-адъютант Гурко велел тогда живых не брать. Стрелкам приказано отвечать пачками.[70] Сто двадцать ружей! Потом матери ваши будут вас из морга забирать… Надо вам это? Мне не надо. Ну? Кто первый?

Внутри забегали, закричали, но никто не выходил. Вдруг раздался выстрел. Сенаторов схватился за кобуру, но Алексей остановил его:

— Погоди. Это в себя…

Во втором этаже распахнулось окно, и кто-то крикнул:

— Жовнешы, не надо пачками! Мы сдаемся!

И сразу из дверей начали выходить поляки с поднятыми руками. Они бросали к ногам сыщика револьверы, ножи и кастеты и накидали их целую кучу. Стрелки обыскивали «беков» и строили в колонну. Через четверть часа на улице стояло двадцать восемь арестованных. Еще двое застрелились, причем один неудачно. Солдаты отправили его на санитарной фуре в гарнизонный госпиталь, но вечером поляк скончался.

Ежи Пехура в доме не обнаружили. Ни один из арестованных не дал показаний.

Глава 11 Конец истории

Варшавский генерал-губернатор вызвал к себе в Бельведер[71] двух человек. Одним был обер-полицмейстер Толстой, вторым — начальник жандармского округа генерал-лейтенант Брок.

Оба были взволнованы и разговаривали вполголоса, стараясь угадать причину внезапного вызова. От таких встреч хорошего ждать не приходилось. Гурко-Ромейко любили и боготворили только солдаты. А представители высших сословий боялись и ненавидели… Все помнили, как на турецкой войне он публично отчитал великих князей, вздумавших ему не подчиниться. И съели как миленькие! Теперь вот Гурко конфликтует с самим военным министром Ванновским, любимцем государя, — и хоть бы что. Все потому, что округ пограничный: тут немцы, а там австрияки. Случись что, именно Варшавский округ примет на себя первый удар. Из этих соображений здесь самые обученные войска, самые новые крепости и самая мощная артиллерия. Всё — в образцовом состоянии, чего умеет добиваться один лишь Гурко-Ромейко. Лучший полководец русской армии, а может, и не только русской. С таким не поспоришь…